Герман Брох - Новеллы

Я слышал много слов, они были знакомы, но непонятны мне. И все-таки в них был какой-то дурман: мне почудилось, что земля под нашими ногами дрогнула и поплыла вниз, не теряя своей неподвижности, стала погружаться в бездну того океана бесконечности, ночные волны которого медленно и бесшумно подступали к горным вершинам. Но наверху, на отвердевшем куполе неба тускло проклюнулись звезды, они тоже были мертвенно неподвижны.

— Гора зовет, — сказал Мариус и мгновенно исчез.

Я продолжал сидеть. Тьма стекала со скал. Нет, не стекала, а неподвижно разрасталась. Из горы лезла серебристо-черная борода, она так плотно заполняла собой пространство, что звезды, хоть их становилось все больше, вязли в темноватой мути и поглощались ею. Я старался различить голос каменного существа, позвавшего Мариуса, голос отца, зовущего к избавлению, но уловил лишь глухое бормотание мрака и мягкое, ползущее шевеление бороды. На сучья сосен и елей вскарабкались черные раки и сковали их бесчисленными клешнями так, что те не смели шелохнуться, даже не помышляя о спасении. Узким мутным лезвием над верхушками деревьев навис серп луны, он замер, изготовившись к покосу. Я тоже застыл в полной неподвижности, глядя вверх, в черную шахту бесконечности. Но где был верх, а где низ, и считалось ли пространство с моим взглядом, — я не мог сказать. Всюду абсолютная неподвижность глубины, не признающая ни вех, ни направлений; она вообще не допускает существования человека — мужчины или женщины, остается лишь некое знание как предельный общий знаменатель, изначально данный всякому человеческому опыту, но все же им не постигаемый.

Так я сидел в нарастающей неподвижности ночи. Серп луны снова скрылся за оцепеневшими деревьями, и пропал он задолго до того, как начался гром. Это был далекий и какой-то полузадушенный грохот, идущий со стороны Купрона. Гром из сновидения. Теперь он вырвал меня из сна. Я встал, чтобы разглядеть надвигающуюся тучу, и почувствовал, что теперь мне будет больно нагнуться, — как человеку, весь день пробывшему на сенокосе. Я вышел на открытое пространство дороги. Но тучи не было видно, должно быть, гроза стояла за Купроном. Едва я об этом подумал, как раскат повторился, и тогда мне стало ясно, что он шел не из-за горы, а из самой горы. Поначалу это был вкрадчивый, какой-то матовый шум, он незаметно переходил в разгульный грохот и резко, обвально замирал. Через мгновение посыпалась черепица с моей крыши, лес ухнул и со стоном затрещал, как будто настал его последний час.

И только тут я почувствовал, как под моими ногами ходуном заходила почва, и ощутил ту крайнюю степень беззащитности, какую испытываешь во время землетрясении.

Я кинулся в дом, в комнату Каролины. Там должна была спать и девочка. Включив свет, крикнул старухе: «Землетрясение, Каролина! Быстро в сад!» Зажженная лампочка маятником качалась из стороны в сторону, с потолка летели куски штукатурки. Я схватил ребенка и бросился к выходу. Но прежде чем я добежал до порога, последовал второй толчок, затрещали балки перекрытий, дверь распахнулась, в каминных дымоходах что — то с шуршанием осыпалось, снаружи снова донеслось звяканье упавшей черепицы. Входные двери заклинило, я напрягал все силы, чтобы открыть их, и был по-настоящему счастлив, когда с ребенком на руках наконец оказался на улице. Но как раз в этот момент все и стихло.

Роза, столь бесцеремонно разбуженная, хныкала в моих объятиях, а я соображал, что делать дальше. Можно было подумать, что по случаю землетрясения Каролина выбирает лучшее платье из своего гардероба, она так еще и не появилась. Снова идти в дом и тащить с собой ребенка я не хотел и оставить его одного на улице тоже не мог. Поэтому я несколько раз прокричал: «Каролина!» Разумеется, не получив никакого ответа. Все было тихо. Только лес еще немного потрескивал, как будто потягивался своими онемевшими ото сна членами. И действительно, кажется, лес стряхнул с себя дремотную неподвижность и пробудился от кошмарного сна. А издалека повеяло чем-то похожим на ветер.

Пока я ломал голову, силясь принять какое-либо решение, прибежал Ветхи.

— Что это было, доктор? — спросил он, дрожа всем телом.

— Надо думать — землетрясение… с вами что-нибудь случилось?

Нет, с Ветхи ничего не случилось, но разве я не слышал страшного грохота канатной дороги? Только после его слов я вспомнил резкий свистящий шум, слившийся с треском деревьев. Странно только, что это выпало из моего сознания. Но это, действительно, было.