— В прошлое воскресенье имел возможность убедиться.
Вскоре появился Сабест. На нем был повязан забрызганный кровью фартук, сбоку, как шпага, болтался длинный мясницкий нож. Он подсел к жене, обхватив красными ручищами ее пышные телеса, она хихикнула. В безмолвии затянувшегося полдня это прозвучало неожиданно и странно.
— Значит, дело пошло в гору, Сабест?
— Да, — сказал он. — Мариус — мировой парень, другие теперь времена.
— Но сам-то он в трактир ни ногой.
— Не беда. Хватает и прощелыги Венцеля, он даже к Кримусу сумел подъехать.
— А Кримус доволен.
— Еще бы. Малый вкалывает, как лошадь, а кроме того, будет добывать золото.
— Но это чревато осложнениями.
— Кто станет перечить? Эти, из Верхней деревни, отступятся… они, как бабы, всего на свете боятся.
— Как раз этого-то я не заметил.
Он поигрывал лезвием ножа.
— А не отступятся, придется пустить кровь… такое нынче время.
— Неужели вы забыли войну, Сабест?
Он выпятил мясистую нижнюю губу, пряча за ней улыбку, а рукой продолжал тискать жену.
— Войну? Нет, войну я не забыл.
— Так как же вас понимать?
— Знаете, господин доктор, я много чего забыл, считайте, все забыл… но кое-что все же осталось, да, осталось — это когда пахнет женщиной.
Он замолчал и высморкался самым незатейливым способом.
— Надо, чтобы опять пахло женщиной… на то и кровь потребна… не только телячья и свиная… когда я работаю на бойне, я чую, подошвами чую, господин доктор, чего хочет земля… если ее не напоить, она и нам не даст силы, тогда на кой мы бабам нужны, тогда все пойдет прахом.
Он не смеялся, хотя и тужился рассмеяться, его лицо выражало неподдельный ужас, а рука, обнимающая женщину, уже не тискала чужую плоть, но искала опоры.
— Вон как сосет снизу-то, — сказал он, показывая глазами на пол.
На лине хозяйки тоже погасла улыбка. Она отвела руку мужа, положила ее себе на грудь и накрыла сверху своими ладонями.
— Это Мариус должен добыть для вас силу? — спросил я.
— Чему быть, того не миновать. Кому-то надо это делать.
Позднее — я уже поднимался к амбулатории — пришел грузовик с пивом. Гудок его был слышен издалека. А когда я стоял у окна, он показался у въезда в деревню, Скособоченная машина с пыхтением и лязгом переползала через бугры деревенской улицы. Это металлическое страшилище, оснащенное стеклянными глазами, сигнальными фарами, табличками и даже флагом, хранило в своей утробе холодный напиток для человеческих желудков. Оно остановилось у моих окон. Я услышал хрипловатый голос Сабеста, а потом — шум катящихся бочек. Сборы в дорогу не заняли много времени, и вскоре мы выехали из деревни. Три сочащихся потом человека ехали на тарахтящем чудовище, которое под нашей тяжестью лоснилось испариной и сильнее пахло маслом, жиром и бензином. Три человека на громоздком изделии рук человеческих двигались в неподвижном, как стоячая вода, послеполуденном мире; проезжали луга, истосковавшиеся по крестьянской косе и медленно втягивающие горячий воздух. А то, что еще не было поглощено землею, зыбилось над ней волокнами прозрачного глянца и, ждало своего часа. За нашими спинами, громыхая цепями, плясали пустые бочки.
Когда проехали третью часовню, я вышел из машины. Трапп лениво и даже как-то неловко прыгнул за мной. Мы с ним выбрали самый короткий проселок на пути к лесу. Я посмотрел вверх на отвесные скалы Купрона. Казалось, что это они виноваты в дрожании воздуха, потому что тоже напряженно подрагивали, совсем как человек, взваливший на плечи колоссальный груз и не желающий подавать вида, что ему тяжело. Воздух между стволами сосен тоже чуть зыбился, а рои комаров зависли почти неподвижно.
Ужинал я вместе с Каролиной и Розой.
— Расскажи сказку, — просил ребенок.
Каролина стала рассказывать:
— В давние-давние времена небо лежало на земле…
— Почему? — спросил ребенок.
— Потому что так эго было…
— Да, но почему?
— Потому что-это был рай, — вмешался я, — когда небо лежало на земле, получается ран, а люди ходят гулять по небу.
— Нет, — возразила Каролина, — тогда еще не было людей, сперва из земли вылезли великаны.
— Потому что небо легло на землю? — не унимался ребенок.
— Может быть, и поэтому, — ответила Каролина и задумалась. Вероятно, она размышляла о том, не великаны ли были первой на свете прислугой.
— Рассказывай дальше.
— Вот. И великанам не нравилось, что небо лежит на земле, они были злыми и ревнивыми, хотели, чтобы вся земля их была.
Читать дальше