Эптон Синклер - Король-Уголь

— Вытаскивайте оружие, Коттон! — сказал Хал, и начальник охраны послушался его приказа. — Теперь вот видите, я стою. Если в будущем я буду повиноваться вам, то только под наставленным дулом.

Выражение липа начальника охраны не предвещало ничего хорошего.

— Вы скоро убедитесь, что в этих местах от угрозы до выстрела один шаг.

— Я объяснил вам свою позицию, — ответил Хал. — Ваши распоряжения?

— Вернуться и сесть сюда на стул.

Хал подчинился приказу, а Коттон подошел к столу, снял телефонную трубку и вызвал седьмой номер.

— Это вы, Том? — спросил он в следующее мгновение. — Подайте сюда машину, быстро!

Он повесил трубку, и снова наступило молчание.

— Я еду в Педро? — спросил, наконец. Хал.

Ответа не последовало.

— Понимаю, — сказал Хал, — чаша вашего терпения переполнилась. Но вам, видимо, не приходит в голову, что вы у меня отняли все деньги вчера ночью. Кроме того, мне причитается плата за мою работу. Как насчет этих денег?

Начальник охраны снял трубку и вызвал другой номер:

— Алло, Симпсон? Говорит Коттон. Подсчитайте часы Джо Смита, подручного из шахты номер два, и пришлите сюда что ему следует. Проверьте также его счет в лавке. Поторопитесь — мы ждем. Он спешит уехать отсюда. — И он повесил трубку.

— Скажите, пожалуйста, — спросил Хал, — когда уезжал Майк Сикориа, вы так же любезно позаботились о расчете с ним?

Джефф Коттон не ответил:

— Разрешите внести предложение: когда вы узнаете, сколько мне причитается, оплатите мне часть этой суммы талонами. Пусть останутся у меня на память!

Коттон по-прежнему молчал.

— Вы ведь знаете, — продолжал издеваться Хал, — что существует закон, запрещающий выплачивать заработную плату талонами?

Начальник охраны вскипел:

— Мы не платим талонами!

— Как не платите? Платите! Вам это отлично известно!

— Мы даем талоны только в виде аванса, по просьбе рабочих.

— Закон предписывает вам выдавать заработную плату два раза в месяц, а вы этого не делаете. Вы платите раз в месяц, а если кто не может ждать получки, вы тому всучиваете эти бумажки.

— Ну и что ж! Вам-то какое дело, если люди довольны?

— А если кто недоволен, вы сажаете его на поезд и высылаете отсюда?

Начальник охраны сидел молча, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.

— Коттон, — снова заговорил Хал, — я приехал сюда учиться, и мне бы очень хотелось, чтобы вы мне объяснили одну вещь — из области человеческой психологии. Когда человеку приходится поддерживать такие порядки, что он думает в душе обо всем этом?

— Простите, молодой человек, но вы становитесь невыносимым.

— Ничего не поделаешь, ведь у нас еще впереди поездка в автомобиле. Разве можно сидеть всю дорогу молча? — И Хал прибавил уже просительно: — Поверьте, я действительно хочу разобраться в этом! Кто знает, может вы переманите меня на свою сторону!

— Нет! — поспешно сказал Коттон. — Я этим заниматься не собираюсь.

— А почему?

— Потому что я не могу соперничать с вами в болтливости. Я уже раньше встречал вашу породу — агитаторов. Все вы на одно лицо: думаете, что мир управляется болтовней. Но это не так.

Хал уже давно понял, что словесная дуэль с начальником охраны ни к чему не приведет. Он всячески добивался своей цели: спорил, угрожал, немножко шантажировал и даже спел Коттону песенку! И все-таки тот собирается вышвырнуть его отсюда — никакие уговоры не помогут.

Хал поддерживал спор, чтобы скоротать время в ожидании машины, а также потому, что после пережитых унижений ему надо было дать выход своей злости. Но тут он внезапно прекратил спор. В мозгу завертелась фраза, брошенная Коттоном: «Вы думаете, что мир управляется болтовней». Эту фразу постоянно повторял брат Хала. Кроме того, начальник охраны сказал: «Ваша порода агитаторов». Уже несколько лет брат, чтобы уколоть его, твердил: «В конце концов ты превратишься в одного из этих агитаторов», а Хал с мальчишеским упрямством отвечал: «Ну и пусть!» А сейчас, здесь, какой-то охранник, совершенно чужой человек, отнюдь не в форме родственного замечания, а совершенно всерьез, даже не подумав извиниться, назвал его агитатором! Он почти повторил слова брата: «Вот этим вы, агитаторы, меня и бесите — приезжаете мутить народ».

Вот кем оказался Хал для «Всеобщей Топливной компании»! Он пришел сюда, собираясь быть только зрителем, глядеть с палубы парохода на бушующий океан социальных бедствий. И ведь так тщательно, с такой осторожностью обдумывал каждый свой шаг! И хотел-то всего-навсего стать контролером у весов — ничего больше! Он предупреждал Тома Олсена, что не собирается бороться за профсоюз. Он никогда не доверял профсоюзным агитаторам, да и любым агитаторам вообще — ведь это безответственные слепцы, возбуждающие, где бы ни появлялись, опаснейшие страсти! Правда, Хал научился ценить Тома Олсена, но это лишь частично рассеяло его предубеждение: ведь Олсен только один такой, и кто знает, каковы остальные?