Любен Каравелов - Болгары старого времени

Встревоженный этим невинным замечанием, Клативрат забегал глазами по лицам присутствующих, стараясь угадать, не пришло ли кому чего на ум относительно этих пропавших волов. Не обнаружив никакой опасности, он откашлялся, затряс головой и продолжал:

— Выезжаю на Кутловицкую дорогу и вдруг вижу: на дороге черным-черно!.. Спрашиваю: «Куда народ валит?» — «В Софию, — говорят, — серб, мол, на нас войной пошел, на Софию войска послал, князя нашего убить хочет, дворец его забрать; у нашего-то дворец лучше, чем у него». — «Постой, — говорю. — Как это такое? Серб хочет?.. Ну, и пускай хочет! А кто ему даст? Бая Божила он спросил? Да знает ли он, кто такой бай Божил?» Как вскочил я в седло, отпустил поводья да прямо в Кутловицу. В Кутловице с коня долой, ослабил ему подпругу, сунул недоуздок в руку хозяину постоялого двора — и на телеграф. Там мальчонка сидит, тощий-тощий, желтый-желтый, — видно, дня три во рту ничего не было. «Ты и есть телеграфист, паренек?» — спрашиваю. «Я», — говорит. «Телеграммы умеешь выбивать?» — «Умею». — «Так выбивай, — говорю. — Что рот разинул?» Поглядел он на меня: «Как выбивать-то?» — «По телеграфу выбивай». А он на меня опять поглядел и спрашивает: «Кому выбивать, что выбивать, от кого выбивать?» — «Ты что же, не узнал меня, милый? Не знаешь разве бая Божила из Сврачева? Сврачевского кмета Божила?.. Ну, неужто и теперь не узнаешь?» Он поклонился и говорит: «А кому выбивать?» — «Да министру, — говорю. — Кому же другому станет бай Божил выбивать телеграммы?» Взялся он за пуговку и давай выбивать, да еле-еле, чуть слышно. Мальчишка худой, понимаете, слабенький, сил совсем нет. «Ну как, милый, не пришел ответ?» — «Нет», — говорит. «Постучи, милый, еще, постучи посильней!» Опять тук-тук-тук — и опять ничего! Я просто сам не свой! Вдруг осенило меня. «Постой, говорю, милый, подвинься-ка маленько». Видел я, как он стучит, а мне довольно раз поглядеть, как что делается, и вся хитрость у меня в руках. Засучил я рукав, да как размахнусь, да давай колотить, колотить по-мужски, как я умею. Вдруг гляжу, откуда ни возьмись бумажка какая-то. Стал я читать. «В чем дело, бай Божил?» — спрашивает меня министр. «О чем вы только думаете там, в Софии? — отвечаю. — Хороши министры! Не видите разве, что это чудище сербское всех вас перережет?.. Почему в атаку не кидаетесь?.. Слушайте меня, бай Божил в таких делах знает толк… Соберите все войско, киньте его в атаку и посмотрите, прав был бай Божил или нет…» — «Хорошо, бай Божил, — отвечает министр, — сейчас пойду, дам приказ командирам». Проходит час, полтора, — опять министр телеграмму шлет: «Спасибо, бай Божил, спасибо! Дай бог тебе здоровья за науку. Кабы не ты, погибли бы мы, — и князь, и мы все. Как сказал ты нам в атаку кинуться, собрали войско командиры, да как двинут его, как гикнут на серба… и пропал он. Будто и не бывало!..» Вот я и говорю: бай Божил знает, как за дело взяться… Хорошо еще, что поспел вовремя. А не поспей я, что бы тогда было?.. Стыд и срам!

Рассказывая, бай Божил все время тряс головой и бегал глазами. Воодушевленный вниманием слушателей, он, наверно, продолжал бы разглагольствовать о своих великих заслугах перед отечеством, если б в это время в корчму не явился сврачевский поп. Я оглядел двор, ища глазами своего возницу, но того нигде не было. «Хорошо, что та приятная встреча не повторилась», — подумал я.

При виде священника все крестьяне встали с мест.

— Здравствуй, батюшка! Благослови, батюшка! — посыпались восклицания.

Прежде чем он успел ответить на приветствия и благословить присутствующую часть своей паствы, кмет спросил его:

— Где же ты пропадал, батюшка? Ведь мы сговорились вместе ехать, а солнце-то вон уж где… Который час?

— Эх, кмет, разве ты не знаешь, что беда не приходит одна? — послышался в ответ раскатистый бас священника. — Козопас у меня заболел, козы по лесу разбрелись — не соберешь! Только для коз человека нашел, — зовет меня компаньон мой Кузман и спрашивает, какую бочку открывать: в прежней, мол, вино кончилось. Из погреба выхожу, а уж Коно-прасол меня дожидается: остальные деньги за скотину принес, которую мы ему вместе с тобой продали.

Тут батюшка подмигнул, Клативрату, давая понять, о какой именно скотине идет речь. Потом взял в руки стоявший перед ним стакан с вином, осушил его, сморщился, сплюнул и промолвил:

— Нет мне по вкусу вина нигде. Только у меня в корчме не вино — каймак!

Обтерев свои длинные усы, он продолжал:

— О чем, бишь я? Да, насчет негодяя этого, Коно. Поверь ему только, цыгану… Надуть ведь хотел меня, мошенник! Сует мне деньги. «Вот, — говорит, — все тут». Стал я считать: тридцати грошей — двадцати пяти пар не хватает. «Душу из тебя цыганскую твою вышибу! — кричу. — Подавай еще тридцать грошей и двадцать пять пар!» Надулся цыган, как мышь на крупу, — узнал, как считают по-человечески. Уж такая их поганая вера: пока его не припугнут, он не понимает… Потом жнецов, косарей обошел. Сам знаешь: коли хозяйского глаза нет, все вкривь и вкось идет!.. Ну как мы теперь? Отправимся? Так едем! Лошадь у меня не устала. Так что вы меня не опередите. Еще, может, я вас обгоню!