Юлий Крелин: Очередь

Лариса молчала. Потом, через паузу, сказала:

— А не хотел рассказывать такую дивную историю. Клещами пришлось вытаскивать.

Дима сидел тихо — вспоминал, наверное… Тамара спала. Лариса продолжала улыбаться, смотрела в окно, в темноту. На сером фоне смутно виделась громада — то ли толпа, то ли кусты. Лариса знала, что не кусты, но в темноте, издали, можно было себе это представить. Хотелось думать, что кусты, что это Валентиновка. А сама она маленькая, и еще проблем нет никаких, она еще в третьем классе, и старшие ребята еще не приглашают ее на танцы, еще не поют про нее, чтоб сказали «девушки подружке вашей…». И кусты эти, которые она видит, уплотнились, стали еще чернее, и сидит она не в машине, а под кустами, и маленький Дима, а может, Стас, пробегает мимо, и она сейчас выскочит на него да покажет ему, почем фунт лиха… Прошел по кустам ветерок теплый, мягкий, кусты странные, необычные, и девушки сидят с ней под кустами, только постарше, тоже странные, необычные. Ласковая, приятная обстановка, ласковые, приятные девушки… Да это же Таити… Или Фиджи?.. И запах «Фиджи»… Она прилегла, под головой камень, и не твердый, и нежное дуновение ласкового ветерка скользит вокруг уха. Почему вокруг уха?..

Лариса открыла глаза. Голова на плече у Димы, он ее обнимает, чуть-чуть прикасаясь губами под ухом, у щеки…

— Хорошо на Таити, Дима.

— Что?

— Хорошо.

Лариса легко и нежно поцеловала его. Дима ответил более активно. Лариса напряглась, села прямо.

— Что это?

— Ничего. Все нормально.

— Ерунда какая-то.

— Ничего не ерунда. Все, по-моему, правильно.

— Пойду пройдусь. Долго я спала?

— Час, наверное.

— Фу, глупость какая!

— Никакой. Просто ты меня тоже поцеловала.

— Я ж говорю, глупость.

— Могу объяснить, почему целуют люди нашей цивилизации. Они тем самым хотят показать…

— Ликбез не нужен.

Лариса была несколько удивлена собой.

«А собственно, что произошло? Ничего особенного. Поцеловала спросонья. Даже если и не спросонья — ничего страшного. Что ж это — измена Стасу? Неужели то, что случилось дома у Валерия — без души, неожиданно, со зла, бездумно, бесчувственно, — измена? А то, что Станислав вот уже сколько времени ежевечерне не со мной, а в каком-то ином, ирреальном алкогольном мире, — это не измена?

Сейчас измена большая, более явная, и чувства и мысли больше занимает. Думаю все время… Но если только думаю — это еще не любовь. Еще не любовь, а уже измена. Переступила!.. Переступила случайно — и покатилась. Черный день какой-то. Ну во всем. Настраиваю себя: измена — не измена… Качусь! И сразу профессиональный прокол. Любовь как жизнь: пока она есть — надо тратить, все равно кончится. Пошлятина какая-то. Кончится. Обязательно. Жизнь кончится обязательно. И все-таки в основе интеллигентности — сдержанность. Нет сдержанности — нет интеллигентности. А любовь — страшно… Черт ее знает, куда заведет. Наверное, потому люди и блудят чаще без чувств, что любви трусят, боятся. И мне страшно. Надо пойти позвонить…

А Стас все теоретизирует: и по поводу алкоголя, и по поводу любви, и по поводу нашего совместного жительства.

А Коля? Все ж дело в Коле. Коля — главное. Мы-то уже отмерли. Мы должны показать ему, как жить достойно. Показали… Показали!..»

— Доктор, простите, можно мне вам вопрос задать?

— Пожалуйста.

«Мало того что в очереди, так еще и ночью. Разве нельзя было днем?»

— Вы простите меня, но вот отец сказал мне, что кровь у него в моче. Что бы это могло быть? Опасно?

— Возможно, и опасно. Надо исследовать. Я-то не могу сейчас ничего сказать. Причин много.

— А рак может быть?

— И рак может быть. Исследовать, исследовать надо…

— А если рак, то не поздно уже?

— Нельзя этого сказать. Не знаю. Пойдите к урологу.

— Спасибо. Значит, сказать отцу, чтоб к врачу пошел?

— Конечно. К урологу, — отрубила Лариса.

— Спасибо. Запишу сейчас.

Лариса подумала, что интеллигентнее быть более сдержанной. В одной из машин она увидела яркий фонарь, стоявший на передней панели, и женщину, которая продолжала что-то вязать. «Неужели все дни она здесь вяжет?» Из другой машины раздался крик:

— Нарциссовна!

Лариса автоматически ответила:

— Борисовна.

— Какая разница?

— А вот такая! Я человек, а не символ в очереди, — раздраженно ответила Лариса.

— Да что с тобой? А как насчет юмора, символ?

— В меру. В меру, Валерий Семенович. Из другого окна высунулся Кирилл.

— А точно. Я тоже привык, что Нарциссовна. — И засмеялся.