Барри Пейн - Переселение душ

— Кошмарный ужас, — сказал Хейнес.

Впервые за время разговора она рассмеялась.

— Вы все еще смеетесь, — заметил он.

— Не слишком часто. Но я догадываюсь о том, что вы имеете в виду. Я вела себя тогда отвратительно. Помню, вы что-то говорили про кота, а я подслушала. Вы были незнакомым мне человеком и говорили не со мной, а с официантом. Конечно, я не имела права смеяться. Не знаю почему, но в детстве, когда говорили о кошках, мне становилось смешно. Но, по-моему, кошки не смешнее всего прочего. Правда?

— Да… нет… я не знаю. Вы счастливы, Селия?

— Я знала, что вы спросите об этом.

— И как вы мне ответите?

— Разумеется, счастлива. Я совершенно счастлива.

Она сказала, что ей нужно идти, потому что Гарри непременно спросит ее, где она была По голосу ее Морис понял: она с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться. Он позволил ей уйти.

На следующее утро за завтраком Морис Хейнес, решив поближе познакомиться с мужем Селии, представился Генри Оуэну. Селия была еще наверху, у себя в номере.

Мистер Оуэн вел себя вполне светски и сыпал комплиментами. Селия рассказывала ему о Хейнесе, и он рад познакомиться с таким выдающимся художником.

— Это вы нарисовали портрет моей жены в детстве и подарили ей?

— Да, я.

— Я глупо поступил с ним. Вскоре после нашей свадьбы мой приятель предложил мне за него пять фунтов, и я его продал.

— Я вас понимаю. Вашей жене это не понравилось?

— Она очень рассердилась. Но дело не в этом. Если бы я знал тогда, что вы пойдете в гору, я бы никогда не продал тот эскиз, во всяком случае за пять фунтов. Сколько бы он теперь мог стоить?

— Не знаю, — сказал Хейнес. — Зависит от желания и возможностей покупателя.

В ходе беседы Хейнес много узнал о мистере Оуэне, джентльмене отнюдь не молчаливом. Оуэн объяснил, например, что нос у него красный вовсе не из-за склонности к спиртному, а из-за плохого пищеварения. Он рассказывал об этом с видом человека, обиженного судьбой и людьми. Рассказывая, он пустился в такие подробности, связанные с расстройством желудка, что Хейнес поспешил сменить тему разговора.

— Скажите, как вы относитесь к тому, чтобы проехаться в моем автомобиле по окрестностям? — спросил он. — Вместе с миссис Оуэн, конечно. Утро чудное, и я ничем не занят. Я бы с удовольствием свозил вас куда-нибудь.

— Благодарю вас, но я сегодня очень занят. В соборе у меня много работы. Лучше возьмите мою жену.

— Хорошо, я так и сделаю. Но согласится ли она поехать без вас?

— Надеюсь. Она спустится в гостиную. У нее дурная привычка бодрствовать по ночам, а днем спать. Очень глупо. Прогулка на автомобиле ей не повредит.

…Через час Хейнес с Селией выехали из города.

— Куда мы поедем? — спросил он.

— На край света, — сказала она легкомысленно. И рассмеялась. У нее было удивительно прекрасное настроение.

Проехав милю, он остановил машину, потому что она попросила нарвать букет диких роз. Вернувшись, он протянул ей цветы и тихо спросил:

— Зачем нам притворяться? Вы ведь прекрасно знаете, что я люблю вас.

— Да, я это знаю.

— А вы любите меня?

Она молча кивнула.

— Вы не вернетесь ведь к нему? Уедете со мной?

— Поеду, — прошептала она. — С тобой хоть на край света.

К вечеру она внезапно и окончательно передумала.

— Я должна вернуться к нему, — сказала она. — Все это прекрасно, но разлетится, как лепестки увядшей розы. Любовь обернется пошлой юридической процедурой. Кроме того, это краденое счастье. Такого мне не нужно. Я прожила этот день по-настоящему и навсегда запомню его. Ты слишком поздно пришел, Морис.

Напрасно он умолял ее не возвращаться к мужу. Она не была уверена, движет ли ею совесть или трусость, но осталась непоколебима в своем решении.

Через час они уже были в гостинице.

Мистер Оуэн предложил Морису поужинать вместе с ними. Он пополнил свою коллекцию новыми экспонатами и был доволен собой и окружающим его миром. Он подшучивал над отсутствием аппетита у жены и отметил, что прогулка на автомобиле не принесла ей пользы.

— Вот ведь странная штука, — продолжал он. — Селия плохо ест, зато у нее прекрасное пищеварение. А у меня аппетит хоть куда, но потом я расплачиваюсь за это. Ирония судьбы, а?

И вдруг Селия разразилась неудержимым, почти истерическим смехом. В этом смехе было все, кроме радости.

Смех этот потом преследовал Хейнеса всю оставшуюся жизнь.

В Лондоне клонился к вечеру один из жарких летних дней. Над раскаленными мостовыми не проносилось даже легкого ветерка. Утомленные дети покидали песочницы Риджент-парка и игровые площадки Кенсингтон-гарденс. Молодые служащие из Сити разъезжались по домам, толпясь на открытых площадках омнибусов в своих соломенных шляпах. И только Оксфорд-стрит, всегда оживленная улица, оставалась оживленной и не сдавала позиций. Громады домов и высокие деревья с пропыленной листвой темнели на фоне закатного неба необычного, салатного цвета. Молодая миссис Баблоув обратила на них внимание мужа при выходе из метро. На Доре Баблоув поверх платья был накинут легкий плащ, потому что она не привыкла к нарядной одежде и стеснялась.