Яльмар Сёдерберг - Серьёзная игра

Директор Рандель уже стоял в дверях:

— А, господин Шернблум. Милости прошу. Дагмар мне уже рассказала, что к чему. Не желаете ли стаканчик пуншу?

— Благодарствую.

Директор Рандель был мужчина за шестьдесят, почтенную рыжеватую бородку украшала слева белая прядь. Голова была седая.

— Так-так, — говорил он. — Вы, стало быть, газетчик. В наши времена газетчикам приходилось совсем туго, нынче полегчало. И все же… Н-да… две тысячи четыреста в год, да мои две тысячи, итого четыре тысячи четыреста, не разживешься. Но смолоду можно жить и поскромней… Отбросим, однако, для начала церемонии. Называй меня «отец». Твое здоровье.

— Ваше здоровье, отец.

— Будь здоров. У твоей газеты дела неплохи?

— Да так себе.

— Я как-то на одном обеде видел Донкера. Предлагал мне купить ваших акций.

— Признаюсь, я в затрудненье, — ответил Арвид. — Как сотрудник газеты я должен такую покупку одобрить. Но как ваш будущий зять обязан вам отсоветовать!

— Эх-ма! Да мне и не на что их покупать-то! У меня ни эре за душой! Скверные времена. Но погоди-ка, сейчас я покажу тебе картину, которую купил несколько месяцев назад в Париже.

Он включил, электрическую лампу и продемонстрировал Арвиду висящую над диваном грубо и банально писанную «обнаженную натуру».

— А? Какова? Прелесть! Работа известного мастера.

— Еще бы…

— Не хочешь ли взглянуть на мои ордена? — предложил директор Рандель.

Он подошел к шифоньеру и выдвинул небольшой ящичек.

«Настоящих» орденов тут было два: Густава Вазы и Святого Улафа. Он показывал их, не вынимая из футляров работы ювелира Карлберга. Но у него была бездна других орденов — орден Тиммермана, Колдинура, Нептуна… Каких тут только не было орденов!.. Он вытаскивал из ящика звезды и ленты всех цветов радуги…

И наконец:

— А этот ящик потайной. Тут мои масонские знаки. Их я тебе не покажу. Их никому не показывают!

— Я не страдаю излишним любопытством, — отвечал Арвид.

— Вот и отлично. Тебе надо стать масоном; знаешь, лучше смолоду. Тогда можно далеко пойти… Но объясни мне, пожалуйста, что там за вой подняли норвежские бараны? Свобод у них не меньше наших, а то и больше; им чересчур хорошо живется, вот с жиру и бесятся. Как-то зимой у нас в масонской ложе я говорил королю: вашему величеству следовало бы переселить полмиллиона норвежцев в Швецию, а полмиллиона шведов — лучше бы социалистов — в Норвегию, и всех их переженить. Вот бы единый народ и вышел!

— И что же ответил король?

— Да ну, так, посмеялся. Гм. Но мы отвлеклись, однако. Есть у тебя долги?

— Сущие пустяки, стыдно даже сказать…

— Ну-ну, ты не стесняйся!

— Но, право же, у меня и в мыслях не было вас затруднять… Я задолжал одному своему другу пятьсот крон, только и всего. Надеюсь, это останется между нами…

— И думать не думай! Я все улажу. У моего зятя не будет долгов! А у кого ты занял?

— У Хермана Фройтигера.

— А, так ты с ним знаком! Превосходный малый, я знаю его по клубу…

В дверь заглянула фру Рандель.

— Я не помешала? — спросила она сладко. — Уладили вы свои дела? Кушать подано!

Директор Рандель величаво поднялся.

— Зови сюда Дагмар, — велел он жене. Явилась стыдливо краснеющая Дагмар.

— Ну, дочь моя, — сказал директор Рандель, — вот тебе муж, люби его. Я надеюсь, что вы составите счастье друг друга. А мне хочется припомнить вам стишок из старинной книжки псалмов:

Верные слова, на себе проверил. Гм! Ну, а теперь, господа, не угодно ли закусить?

О помолвке объявили на большом званом обеде, который директор Рандель дал в честь именин Дагмар. В качестве главного блюда был подан министр Лундстрем, дальний родственник Дагмар по покойной матери. Он-то и вел к столу хозяйку. Директор Рандель не забыл пригласить и коллег Арвида — Донкера и Маркеля. Прочие же были дети, зятья, невестки и вся ближайшая родня Якоба Ранделя: пастор Харальд Рандель, старший сын с женой, урожденной Платин, и сам Платин, богатый тесть, со своей супругой; и Хуго Рандель, архитектор, с женой и богатым тестем; и сестры Дагмар, Ева фон Пестель с мужем, лейтенантом гусарского его высочества полка, и Маргит Линдман с мужем, многообещающим юным негоциантом; и много, много кого еще… Фройтигера тоже позвали.

После трапезы Маркель попытался было завести с министром Лундстремом разговор о норвежском вопросе. «Гм, гм», — ответствовал ему министр.

…И начались танцы…