Сомерсет Моэм - Пироги и пиво, или Скелет в шкафу

– Вот стол, за которым он написал все свои последние произведения, – сказала миссис Дриффилд, закрывая лежавшую на нем переплетом вверх книгу. – Он изображен на фронтисписе третьего тома роскошного издания его сочинений. Это музейная вещь.

Мы восхищались столом, а леди Ходмарш, улучив минуту, когда никто на нее не смотрел, потрогала снизу его крышку, чтобы удостовериться, настоящий ли он. Миссис Дриффилд быстро и весело улыбнулась нам.

– Хотите посмотреть одну из его рукописей?

– С огромным удовольствием, – ответила герцогиня, – а потом я просто должна лететь.

Миссис Дриффилд достала с полки рукопись, переплетенную в голубой сафьян, и, пока все остальные гости благоговейно разглядывали ее, я занялся книгами, которыми были заставлены все стены комнаты. Сначала, как каждый автор, я окинул их взглядом, чтобы посмотреть, нет ли среди них моих, но ни одной не нашел; зато здесь были все книги Элроя Кира и множество романов в ярких обложках, которые выглядели подозрительно нетронутыми. Я сообразил, что это книги, которые авторы присылают Дриффилду в знак уважения к его таланту и, может быть, в надежде получить в ответ несколько похвальных слов, которые можно было бы использовать для рекламы. Но все книги были такие новенькие и так аккуратно расставлены, что, по-моему, их читали очень редко. Стоял тут и оксфордский словарь, и полные собрания большинства английских классиков в пышных переплетах – Филдинг, Босуэлл, Хэзлитт и так далее, и еще много книг о море: я узнал разноцветные тома лоций, изданных адмиралтейством. Было еще довольно много книг по садоводству. Комната напоминала скорее не мастерскую писателя, а мемориальный кабинет великого человека; я легко представил себе одинокого туриста, случайно забредшего сюда от нечего делать, и ощутил затхловатый, спертый запах музея, который почти никто не посещает. У меня возникло подозрение, что если сейчас Дриффилд и читает что-нибудь, то это «Альманах садовода» и «Мореходная газета», пачку номеров которой я заметил на столе в углу.

Когда дамы посмотрели все, что хотели увидеть, мы попрощались с хозяевами. Но леди Ходмарш отличалась большим тактом, и ей, вероятно, пришло в голову, что хоть я и был главным поводом для визита, но почти не имел возможности поговорить с Дриффилдом. Во всяком случае, уже в дверях она сказала ему, одарив меня дружеской улыбкой:

– Мне было так интересно узнать, что вы с мистером Эшенденом знали друг друга много лет назад. Он был хорошим мальчиком?

Дриффилд бросил на меня свой спокойный иронический взгляд. Мне почудилось, что, если бы тут никого не было, он показал бы мне язык.

– Робок он был, – ответил он. – Я учил его ездить на велосипеде.

– Он прелесть, – сказала герцогиня. – Я очень рада, что мы к нему съездили.

– У него такие приятные манеры, не правда ли? – сказала леди Ходмарш.

– Не думали же вы, что он ест горошек с ножа? – спросил я.

– Очень жаль, что нет, – сказал Скэллион. – Это было бы так живописно.

– По-моему, это очень трудно, – заметила герцогиня. – Я много раз пробовала, но горошины все время падают.

– А их нужно натыкать на нож, – сказал Скэллион.

– Вовсе нет, – возразила герцогиня. – Их нужно удерживать на плоской стороне, а они катаются как черти.

– А как вам понравилась миссис Дриффилд? – спросила леди Ходмарш.

– По-моему, она на высоте, – ответила герцогиня.

– Он так стар, бедняжка, кто-то должен за ним присматривать. Вы знаете, что она была больничной сиделкой?

– Разве? – удивилась герцогиня. – Мне казалось, она была его секретаршей, или машинисткой, или чем-то в этом роде.

– Она очень мила, – вступилась леди Ходмарш за свою приятельницу.

– О да, вполне.

– Лет двадцать назад он долго болел, и она была у него сиделкой, а потом он поправился и женился на ней.

– Странно, что мужчины делают такие вещи. Она же на много лет моложе его. Ей ведь не больше – ну, сорока, сорока пяти.

– Нет, не думаю. Лет сорок семь. Мне говорили, что она очень много для него сделала. То есть сделала из него вполне приличного человека. Элрой Кир говорил мне, что до того он вел слишком богемную жизнь.

– Такая тоска иметь с ними дело, верно?

– Невероятная. Удивительно, как они сами этого не понимают.

– Бедняжки, они часто уверены, что люди считают их интересными, – тихо сказал я.