Казимеж Тетмайер - Ha горных уступах

— Ты не боялась, что тебя накроют? — спрашивала Викта.

— Эх! мне это и в голову не приходило. Если б я боялась, так не пошла бы.

В долине у озера, в лесу и во время нападений, казалось, что она растет. Когда она шла среди людей, она горбилась и гнулась, уменьшалась на половину. Боялась людей, терпеть их не могла.

— Кусаться мне хочется, когда я среди людей!

Улька лучше всех воровала. Она всегда приносила больше других добычи, особенно денег. Ничто не могло ухорониться от ее глаз, до всего она добиралась. «У Ульки свет в пальцах, — смеялись над ней сестры. — Как ни темно в лавке, или в кладовой, она всегда все, что надо, найдет».

Она хозяйничала в шалаше, варила, прятала добычу в такие места, где бы она не промокла, стирала белье, огонь разводила. А как справится, ляжет и спит. Викта, самая младшая, бегала за сестрами, потому что ей страшно было одной оставаться в горах, но пользы она приносила мало. Относила в горы то, что ей давали нести отец и сестры, но сама не умела много украсть.

Когда старик Копинский лежал у костра и, покуривая трубку, думал о будущем, Рузя точила ножи на гладком камне или сушила порох, Улька стирала рубахи или считала деньги (это ей никогда не надоедало), складывая их в кучки для счету, — а Викта высматривала коз, которые лазали по скалам у озера и блеяли, и глядела, какая птица покажется на скале. Ей и петь хотелось да только отец не позволял громко петь, чтобы не услыхал кто-нибудь, хоть вокруг всегда было безлюдно; и она напевала потихоньку, что помнила, и тихо покрикивала: и-и-и! гей-гей!.. Очень бы ей хотелось овец иметь и пасти их в скалах. Она была самая красивая из сестер, но зато самая хилая и слабая.

И все шло хорошо. Но вот раз, когда они отправились на грабеж в деревню, выпал снег, и от них остались следы. Люди собрались в погоню за ними по следам, но поднялся сильный ветер, ломавший деревья, — и погоня вернулась. Один только смелый охотник, родом из Славкова, хотел идти, во что бы то ни стало, особенно потому, что его удивляли следы: один след был мужской, а три женских, маленьких. Мужик и три бабы.

Господи! Да как же так?! Бабы разбойничать стали!.. Он ничего не знал о Копинском и его дочках, но понял что ветер должен был где-нибудь задержать эту шайку. Взял ружье и топор и пошел.

Хоть ветер поднял метель, но он следов не потерял. Шел, как за кабаном или за медведем. Но разбойники бежали, не останавливаясь по дороге. Они шли все выше в горы. Они были хитры: в сосновой роще все разбежались в разные стороны, и каждый пошел отдельно.

— Снег нас может выдать, — сказал Куба Водяной. — Нужно забрать все, что мы напрятали в шалаше, и идти сейчас же домой.

Не давало ему покою только то, как пройти по снегу. Идти той дорогой, какою они пришли, и думать нечего. Там теперь разве птица пролетит. Знал он, что есть еще проход за Гарлуховской горой там идти легче, но зато нужно было обойти всю гору, спуститься в Великую долину. Погоню встретят, если она рассыпалась для преследования; и может быть плохо.

— Что биться будем, — сказала Рузя.

Они разбежались по сосновой роще, чтобы перепутать следы, и должны были сойтись в шалаше. Не ждать ни минуты, — пусть будет, что будет, — и ночью же тронуться в путь. Если можно будет, так пройти к Великой долине, а если нет, то осторожно спуститься к лесам и лесами пробраться под Татры, куда-нибудь к Орасским Татрам, к Крываню. Ночью погони не будет. Только бы в лесу не заблудиться; но тут старый Куба надеялся на Рузю. Она везде дорогу найдет.

Что касается Рузи, то она говорила, что устоит и против трех мужчин: двух уложит из пистолета, а третьего дубиной.

— Ведь и у них может быть оружие.

— Ну, и пусть их. Я не об их оружии забочусь, а o своем.

Тем временем славковский охотник выбрал мужской след и шел за ним. Наконец, он вышел к поляне, к берегу озера; снизу его было видно, из котловины. Копинский с дочками стали наблюдать за ним. Ждали, не покажутся ли еще люди. Добро свое они решили отстаивать до смерти. Отдать то, что они заработали такой кровавой ценой? Калеча руки и ноги, столько времени живя без кровли над головой, среди камней, как дикие звери, столько раз рискуя быть пойманными, убитыми, выдержав столько ливней, градов, холоду?! Только затем и переносить все это, чтобы кто-нибудь отнял у них теперь их кровавую добычу, кровавое добро?! Разве какой-нибудь богатый горец или хозяин пролил столько тяжкого пота, как они, столько трудился, работал, мучился?! Даже Викта, и та сжимала пистолет в руке, хотя до сих пор боялась его.