Казимеж Тетмайер - Ha горных уступах

Стала она медленно подвигаться к нему, но, должно быть, тоже делала и Улька, потому что Рузя столкнулась коленами с ее головой.

Вздремнулось Рузе.

Просыпается она через минуту; видит, что ее колени отодвинуты и опираются о плечи Ульки; она почти вся влезла между ней и охотником. Подняла она голову: Викта прижалась к ногам охотника. Тот спит или притворяется.

Взорвало Рузю.

— Чего ты толкаешься?! — говорит она Ульке. — Подвинься! — И толкает ее в плечо.

— Сама подвинься! — отвечает Улька.

Замолчали. Какой то хрип поднялся в груди у Рузи; и Улька дышит так, что у нее ноздри свистят. Ничего не говорят друг другу, а только давят одна другую: Рузя Ульку в плечи, а Улька Рузю в колени: оттолкнуть хотят друг друга.

А у Викты в груди огонь. Подвигается она, подвигается, как змея, к ногам охотника все ближе и ближе. И слышит, как Рузя говорит: «Не толкайся! Отодвинься туда, где лежала?»

— Ты отодвинься! Где я лежала, там и лежу!

— Неправда! Мне холодно!

— Подбрось дров!

— Сама подбрось!

Замолчали.

— Эх! Как толкну я тебя! — говорит через минуту Рузя.

— А я тебя! — отвечает Улька.

Снова замолчали. Сопели, сопели; наконец, Викте показалось, что они заснули. Вздремнула и она. Вдруг, что то толкнуло ее в лицо. Открывает, глаза, — смотрит: Улька наклонилась над охотником, почти лежит на нем, руки на нем держит.

Какое-то бешенство охватило Викту. Она вскочила на колени:

— Что ты делаешь, Улька?!

В ту же минуту проснулась Рузя и тоже вскочила с земли. Улька не успела отнять рук от охотника, — смотрят друг на друга.

— Улька! — грозно окликнула Рузя.

— Ну!? — отвечает Улька, а голос ее дрожит от волнения.

— Ты?!

— Ну?!

— Оставишь?!

— А ты что?!

— Чего ты хочешь?!

— А ты?!

— Я его схватила!?

— А я его вязала!

— Может быть, ты его развязать хотела?!

— А ты чего бы хотела?! А если бы я его и развязала, так что?!

— Мой он!

— Такой же, как и мой!

— Твой?!

— Попробуй взять его у меня!

— Если захочу!

— Или если я захочу!

— Ты?!

— А, может быть, ты?!

Пододвинули лица друг к другу. Викте казалось, что они зубами друг другу грозят, так близко они были одна от другой.

— Уйди! — крикнула Рузя и схватила охотника за плечи.

— Ты уйди! — крикнула на нее Улька, обнимая его за поясницу.

При свете огня Викта увидела какой-то дьявольский, бешеный гнев на лице Рузи. Она вскочила на ноги, толкнула Ульку ногой так, что та пошатнулась, схватила охотника под мышки и подняла над землей, словно хотела его оттащить. Викте казалось, что Улька бросится на Рузю, но должно быть, она ее испугалась; только оттолкнула Викту изо всей силы. Викта присела от удара и вскочила в бешенстве на ноги. Улька схватила охотника за ноги у колен, чтобы не дать Рузе тянуть его, а Викта, сама почти не зная, что делает, в каком-то слепом порыве обняла его под ляжками. И начали они тянуть его, рвать каждая в себе. Из завязанного рта охотника слышалось хрипенье, сначала он хотел кричать, потом застонал. Улька, самая сильная, тащила его к себе за ноги; Викта невольно ей помогала. Они уже оттянули к себе Рузю на шаг, другой, третий.

— Кому же он достанется? — простонала Улька.

Рузя хотела опереться ногой о камень, но не успела. Сестры еще потянули ее к себе на два шага. Тогда она крикнула:

— Ну, так берите его себе! — рванула тело к себе изо всех сил и со всего размаха ударила охотника головой о камень. Страшный стон вырвался из-под тряпки на губах. Из головы брызнула кровь и мозг.

Упав из рук Рузи, охотник вывалился и из рук Викты и Ульки. Они опустили его в ужасе.

— Ты убила его! — крикнула Викта.

— Убила! — повторила Улька.

— Убила! — ответила Рузя. — Теперь он ваш!

Она оперлась о скалу спиной, готовясь к борьбе.

Викта стала на колени перед неподвижным охотником, сняла у него повязку со рта. Он застонал, но слабо, едва слышно; должно быть, это был последний вздох. Улька бросилась за ножом, разрезала веревки, которыми он был связан. Он еще раз пошевельнулся. И, должно быть, помер.

— Убила она его! — шепнула Улька.

— Убила! — повторила Викта.

Они стояли перед ним на коленях, одна с повязкой в руке, другая — с ножом, обе в крови.

Рузя отвернулась, минуту постояла неподвижно, а потом начала какой-то палкой разбрасывать костер. Остались только тлевшие, перегоревшие дрова и угли. Стало темно.

В эту минуту неподалеку раздался голос Кубы Водяного:

— Гей! гей!..

— Тятька идет! — вздрогнула Улька.