Уильям Тревор - За чертой

Она стала выписывать ему чек. Он смотрел на нее и думал о Хэммонде, миссис Югол и мансарде большого дома, где стоит теперь стол. Интересно, что будет дальше? Миссис Хэммонд, скорее всего, останется одна с ребенком. Миссис Югол выйдет за Хэммонда, потом они переедут в этот дом и привезут с собой столик, раз уж миссис Югол жить без него не может; служанка перейдет к ним, а миссис Хэммонд с дочкой уедут в мансарду. Ну их, все они одним миром мазаны, решил он, даже девочка уже научилась лицемерить. Но если выбирать, больше всех ему по душе миссис Хэммонд. Говорят, женщины в таких передрягах бог знает что творят, даже с собой могут покончить. Хорошо бы миссис Хэммонд осталась жива.

- Я все объясню, мистер Джеффс, - сказала она.

- Не стоит беспокоиться.

- Это бабушкин столик, она мне его оставила по завещанию.

- Зачем так нервничать, миссис Хэммонд? Все в порядке.

- Мы с мужем и подумали, а к чему нам такой уродливый стол?

- Это муж решил, что он уродливый?

- Да. Но мне он не нравился еще больше, чем ему. Муж не очень-то внимателен к таким вещам.

На миссис Югол, когда она пришла, сразу обратил внимание, подумал мистер Джеффс. Нет, врет она все, эта миссис Хэммонд, просто спасает репутацию, к тому же она прекрасно знает, где стол, все время знала. А плакала от обиды - не может перенести, что стол ее бабушки попал в гнездо разврата.

- Вот мы и дали объявление. Вскоре получили два предложения. От вас и от какой-то женщины. Мистер Джеффс встал, готовясь уйти.

- Да вы и сами видите, нет у нас места для такого стола.

Мистер Джеффс уставился на нее холодным взглядом, но смотрел не в глаза, не в лицо, он холодно и серьезно смотрел на зеленое шерстяное платье.

- А как только вы его забрали, я пожалела. Я ведь помню этот столик с детства. Бабушка оставила его мне не только по доброте, но и потому, что любила меня.

Мистер Джеффс подумал: столик-то, видно, был у бабушки в прихожей. Чтобы наказать девочку, ее выгоняли из комнаты, ставили около него, и она там лила слезы, переживала. Столик был свидетелем ее детских унижений, а теперь молчаливо наблюдает за тем, что происходит в мансарде. Мистер Джеффс мысленно увидел, как миссис Югол и Хэммонд ставят на этот столик пузатые коньячные бокалы, подходят друг к другу и взасос целуются.

- Он не выходит у меня из головы. Бабушка, помню, много раз мне его обещала. Она одна-единственная и была добра ко мне в детстве. А чем я ей отплатила за любовь? Продала столик и каждую ночь вижу теперь дурные сны. Вам понятно, почему я так переживаю?

А бабушка-то у нее была жестокая, подумал мистер Джеффс. Травила девочку целыми днями и столик ей отписала, чтобы напомнить об этом. Почему бы миссис Хэммонд не сказать ему правду? Взяла бы да объяснила, что душа мертвой старухи как бы переселилась в столик и теперь они, и старуха и столик, хихикают над ней в мансарде миссис Югол. Слова правды не скажет, зря он к ней хорошо относился.

- Извините, что надоедаю вам, мистер Джеффс. Но у вас такое доброе лицо.

- Я еврей, мадам. У меня еврейский нос, я некрасив, совсем не умею улыбаться. - Он разозлился: смотрите-ка, еще смеет его презирать. Сама врет и его вдруг решила втянуть во всю эту игру. А разговор о лице просто оскорбителен. Да какое она имеет право? Много она знает о его недостатках и слабостях!

- Я должна была бы оставить столик в семье, завещать его дочке. Как же я раньше не подумала!

Мистер Джеффс закрыл глаза. Все она врет, сидит тут и врет! Дочке! Девочка-то пока невинно играет в соседней комнате, но и она когда-нибудь будет вруньей. Вырастет, и ей тоже придется скрывать обиды и унижения, изображать из себя черт знает что, спасая свое доброе имя.

Глаза его были закрыты, в мозгу звенел собственный голос. Он представил себя в своем огромном викторианском доме, где нет ничего постоянного. Мебель все время меняется. Одну он увозит, другую покупает. Ковров нет и никогда не будет. Лично ему принадлежит лишь старенький приемник, да и то потому, что ни гроша не стоит.

- Зачем вы врете? - закричал он.

Он услышал свой крик и снова увидел себя, одинокого и молчаливого на холодном полу в одной из комнат. С чего это он разорался? Нате вам, кричит, впутывается в чужие дела! Врет и пусть себе врет. Каждый живет как знает, ему-то какое дело. Он сам себе готовит и в душу никому не лезет.

- Бабушка в могиле, - сказал мистер Джеффс, удивляясь собственным словам. - Но миссис Югол жива. Она раздевается, потом входит ваш муж и тоже снимает одежду. А рядом стол, который вы помните с детства. Он все видит, и вам это невмоготу. Так зачем лицемерить, миссис Хэммонд? Почему бы прямо не сказать: "Еврей, договорись с этой миссис Югол и привези стол назад". Я-то вас понимаю, миссис Хэммонд. Я все это понимаю. Я готов торговать чем угодно на этой грешной земле, но я все понимаю.