Конрад Эйкен: Поклонись, Исаак!

Естественно, это еще больше разожгло мой аппетит к дальнейшим приключениям, и вскоре я нашел себе новое захватывающее занятие.

Перейдя речку Милл по крытому мостику, я поворачивал на запад, взбирался на Скалистый Выгон, как его называли — один из восхитительных гранитных склонов в Новой Англии — заросший кедрами и можжевельником, и, наконец, оказывался в лесу на длинном отроге Злючки. Отрог тянулся на запад почти параллельно реке до самого Хэкли Фоллс. Мне пришло в голову, что если я хорошенько разведаю опушку, то как‑нибудь выйду к верхнему концу пастбища Исаака, а оттуда, укрывшись за соснами, березами или валунами, смогу поближе рассмотреть, что там делается в доме Вилларда.

Бог знает, зачем мне это было нужно! В первый раз я действовал с чрезвычайной осторожностью: забрался высоко в кленовую и ореховую рощу, а когда приблизился к ферме Вилларда пополз вперед на четвереньках. Я подполз к березам, окаймлявшим пастбище, и там к своей радости обнаружил, что могу продвигаться ползком вниз от камня к камню и занять наблюдательный пост ярдах в трехстах от дома. Там у меня будет прекрасное укрытие: поросший серебристым лишайником огромный гранитный валун рядом с кедром. За ним была теплая травяная впадина, откуда я мог всё прекрасно видеть, оставаясь незамеченным. Коровы старого Исаака, ничуть не тревожась, паслись вокруг меня, а передо мной как на ладони был скотный двор, на который их потом погонят.

С тылу, как и спереди, все окна дома были закрыты ставнями. Дверей было две: одна, боковая, вниз к скотному двору, и задняя, в которой иногда появлялась миссис Виллард с бельем и развешивала его на веревках, или вместе с Лидией трудилась в огородике. Обе были угрюмы и молча сапали или вскапывали грядки, как мужчины. До ближней от меня грядки было не больше ста ярдов, и я слышал как звякали их сапки о камешки. Старая миссис Виллард изредка бросала какую‑то короткую и резкую фразу. Обмениваясь словами, они никогда не смотрели друг на друга, а остановившись, чтобы передохнуть, стояли, опершись о мотыгу, и смотрели вниз на свой дом. В их движениях было что‑то зловещее: они никуда больше не смотрели и всегда молчали. Меня пробирала дрожь. Я так и не мог понять, чем этот старик занимается. Я никогда не слышал, чтобы он пел, хотя рассказывали, что он всегда распевает пополудни, и вообще очень редко его видел. Очень редко он выходил из дома и, шатаясь, брел через скотный двор к хлеву, наверно, за сидром.

Я много раз повторял свои вылазки: все три лета, что провел на Хэкли Фоллс, и понемногу, поскольку ничего особенного там не происходило, стал подумывать, что все это вздор, и сам я большой дурак. Но слухи и легенды о Виллардах множились и становились всё мрачнее, а их фигуры обрели гигантский размер. Любому, тем более мальчишке, легко был счесть их спятившими: достаточно было лишь понаблюдать, как они ходят. Посещать выгон Виллардов вошло у меня в привычку, будто стало моим обязательным заданием. А осенью приходила пора каштанов, которые росли по северному краю поля. Я приходил туда, обстукивал деревья, уносил добычу к своей скале и там потихоньку грыз их, не сводя глаз с противника.

Как‑то ближе к вечеру я обстукивал мое лучше дерево, и вдруг сзади обхватила меня за шею и затрясла чья‑то холодная рука. У меня душа ушла в пятки, когда я оглянулся и понял, что держит меня старый Исаак. Но, к своему удивлению — ничуть, однако, не смягчившему страха — я увидел, что он улыбается, но как‑то жутко, будто желая придать своей улыбке игривость и приветливость. Он продолжал держать меня за шею, чуть пошатывая.

— Чье это дерево? — спросил он.

— Не знаю, сэр.

— Оно мое. Теперь ты это знаешь?

— Да, сэр.

— Ты когда‑нибудь читал Библию?

— Да, сэр.

— Ты когда‑нибудь учил Десять Заповедей?

— Да, сэр.

Не отпуская шеи, он развернул меня, и я впервые увидел его прямо перед собой. На нем было грязное вельветовое пальто с красной подкладкой. Он всё еще улыбался, и меня охватил еще больший страх. Мне показалось, что он пьян.

— Ну, а о чем сказано в восьмой заповеди?

— Не помню, сэр.

Он шутливо, но чувствительно потряс меня за шею.

— В ней сказано: «Не укради». Повтори это.

— Не укради.

— Кто твой отец?

Вопрос прозвучал так резко, что я смешался. Имел ли он в виду — раз он заговорил о Заповедях — что это Бог? Или просто хотел рассказать моему отцу, чем я занимался?

— Мистер Уолтер Грейпо, сэр.

— Вот так–так!.. Я знал твою матушку. Она Бога чтила. А теперь дай мне свою палку.