Натаниель Готорн: Дом с семью шпилями

Неужели не слышно больше никаких звуков? Слышны ужасные — а именно тиканье часов, которые судья держит в руке в тех пор, как Гепзиба ушла позвать Клиффорда. Эти маленькие, спокойные, никогда не останавливающиеся удары пульса времени в оцепенелой руке судьи Пинчона ужасают своей регулярностью. Как завывает ветер! В эту ночь он разгулялся по дому, как музыкант, играющий на невидимых инструментах. Но посмотрите, как странно озарилась вдруг комната с застывшей в ней фигурой лучами месяца, который появился на небе. Эти лучи освещают бледные, неподвижные черты лица судьи и сверкают на часах. Циферблат не виден под его рукой, но городские часы уже пробили полночь.

Об этом времени ходят разные истории, правда, они так нелепы, что не ужаснули бы и ребенка. Какой, например, смысл заключается в странной сказке, что будто бы в полночь все Пинчоны собирались в этой комнате? И для чего же? Для того чтобы посмотреть, на своем ли месте висит портрет их предка на стене, согласно его завещанию! Стоило ли для этого покойникам вставать из могил?

Нам хочется ненадолго остановиться на этой идее. Семейство покойных Пинчонов, по нашему мнению, должно было собираться в таком порядке. Сперва являлся сам предок, в своем черном плаще и со шпагой на поясе; в руке у него длинный посох, какие пожилые джентльмены носили в старые времена. Он смотрит на портрет. Портрет остался неприкосновенным. Он висит на том же месте, где был повешен при жизни полковника. Глядите, угрюмый старик протянул свою руку и пробует раму. Она неподвижна. Но это не улыбка на его лице. Это скорее выражение сильного неудовольствия. Полковник недоволен неподвижностью рамы. Это хорошо заметно при свете месяца, который, озаряя его мрачные черты, освещает вместе с тем и часть стены, на которой висит портрет. Что-то очень сильно огорчило предка Пинчонов, он отошел в сторону, сердито покачивая головой.

Вслед за ним появлялись другие Пинчоны, толкая друг друга, чтобы пробраться к портрету. Мы видим стариков и старушек, видим духовную особу с пуританской жесткостью во взгляде и офицера в красном кафтане. Вот и Пинчон, торговавший в лавочке сто лет тому назад, с кружевными манжетами; а вот, в парике и в парчовом кафтане, джентльмен из легенды художника вместе с прелестной и задумчивой Элис, которая тоже встала из гроба. Все они пробуют раму портрета. Чего ищут все эти привидения? Мать поднимает к портрету своего ребенка, чтобы и он потрогал раму своими крошечными ручонками. Очевидно, в этом портрете заключается какая-нибудь тайна, которая нарушает могильное спокойствие Пинчонов.

Между тем в одном углу стоит какой-то пожилой человек в кожаной куртке и таких же штанах, с плотницким топором, торчащим из кармана. Он указывает пальцем на бородатого полковника и его потомство, кивая головой и корча страшные гримасы. Дав свободу своей фантазии, мы уже не в состоянии удержать ее. Мы замечаем в толпе призраков одну странную фигуру. Это молодой человек, одетый, согласно современной моде, в черный фрак-сюртук и в серые узкие панталоны, на груди его — изящная цепочка, а в руке — тоненькая трость с серебряным набалдашником. Если бы мы встретили эту фигуру при дневном свете, то узнали бы в ней молодого Джеффри Пинчона, единственного сына судьи, который последние два года находился в чужих краях. Если он еще жив, то каким образом могла появиться здесь его тень? Если же он умер, то какое это несчастье! Кому достанется теперь старинная собственность Пинчонов вместе с огромным состоянием, приобретенным отцом молодого человека? Бедному, помешанному Клиффорду, сухощавой Гепзибе и маленькой деревенской Фиби!

Но нас ожидает еще одно явление. Верить ли своим глазам? На сцене появился толстый, пожилой джентльмен. Он имеет вид сановитого человека, носит черный фрак и черные панталоны широкого покроя и отличается необыкновенной опрятностью в одежде, но при этом на его белоснежном воротнике видны большие кровавые пятна. Судья это или нет? Судья Пинчон, чью фигуру мы различаем так ясно, как только позволяет нам мерцающий свет месяца, по-прежнему сидит в дубовом кресле. Но кем бы ни был этот призрак, только он приближается к портрету, берется за раму, старается заглянуть за нее и возвращается назад с такими же мрачно нахмуренными бровями, как и предок Пинчонов.

Фантастическая сцена, нарисованная нами, никоим образом не должна считаться действительной частью нашего рассказа. Мы должны вернуться к фигуре, сидящей в кресле. Судья неподвижен. Неужели он никогда уже не пошевелится? Но если бы он пошевелился, мы бы точно сошли с ума. Бесстрашная маленькая мышь сидит на задних лапках в лунном свете подле самой ноги судьи Пинчона. А! Что же это испугало проворную маленькую мышку? Старая кошка, которая смотрит в окно с улицы. У этой кошки очень неприятная физиономия. Кошка ли еще это, подстерегающая мышь? Вот бы сбросить ее с окошка!