Стояли чудесные осенние дни; природа состроила ту самую милую и грустную физиономию, которая чарует больше всего. Седрешский приказчик господин Клинчок самолично пришел доложить, что в лесу «Путь господний» объявилось целое стадо диких баранов (муфлонов). Коперецкий печально покачал большой головой.
— Оставьте меня. Не говорите. Я теперь конченый человек: должен учить свою речь.
Как радовался он поначалу своему губернаторскому чину, так нервничал теперь с приближением срока. Да и в самом деле, не странно ли это — у человека в кармане семь тысяч форинтов наличными, а он, как школьник, должен зубрить речь, вместо того чтобы поехать в Тренчен и окунуться там в захватывающее фербли. Право же, это противоестественно.
Но коль назвался груздем, полезай в кузов. А тут еще и несчастье случилось. Какая-то бродившая по деревне бешеная собака укусила козла, и это окончательно вывело из себя барона. Он даже советовался с женой, не отложить ли торжественный ввод в исполнение обязанностей.
— Но под каким предлогом?
— По непредвиденным семейным обстоятельствам.
— Да полно! Тогда тебя и вовсе за безумца сочтут.
Ох, и беготня же началась из-за бедняги Йошки (так звали козла). Бубеник привез из Тренчена комитатекого врача. Врач пришел в ярость, что его вызвали к животному. Помочь он конечно, не помог, но велел убить козла и закопать его в землю. Об этом прознали прилесские цыгане и пришли молить барона чтобы он отдал им козла за тысячу гвоздей. Шкуру, мол, они все равно вернут.
— Нет, не отдам козла, — противился барон.
— Но, ваше высокоблагородие, целую руки-ноги, вы же все равно закопаете его в землю.
— Не закопаю! Не верю я доктору!
— Но козел-то, честь имею, все равно взбесится. Да провались я, коли он не взбесится.
— Что же, тогда я, по крайней мере, увижу, каков бешеный козел;— грустно промолвил барон.
— А не лучше было б, прошу прощенья, вашему высокоблагородию увидеть бешеных цыган?
Наконец Коперецкий договорился с цыганами о том, что отдаст им Йошку под присмотр. Они должны докладывать, что будет с козлом через семь дней, потом через семь недель и, наконец, через семь месяцев. Коли и тогда не будет никаких угрожающих признаков, барон возьмет его обратно за двадцать форинтов, но, ежели козел взбесится, цыгане доложат об это»» в Седреше господину Клинчоку, который осмотрит козла, установит бешенство и даст им разрешение съесть его с божьей помощью. За все это барон не попросил ни гроша, отказался даже от тысячи гвоздей, но с одним условием: если кто-нибудь из цыганят или стариков цыган взбесится, он пристрелит их сам, ибо ему приходилось уже и медведей стрелять, и оленей, и диких козлов, и серн — а вот цыган еще нет…
Столь мудро распорядившись при сих печальных обстоятельствах, Коперецкий снова почувствовал охоту к губернаторству (оно ведь состоит из таких вот премудростей), и в ближайший четверг, хотя он мог бы подождать еще денёк (но тогда была бы пятница), трогательно попрощавшись с Вильмой и сыном, направился в Бонтовар вместе с Бубеником, которому презентовал новый охотничий костюм с серебряными дубовыми листьями на воротнике. Вернее сказать, сперва они поехали в Пешт, где надобно было уладить еще кое-какие дела. Коперецкий должен был получить парадный национальный костюм, купить кое-что, переговорить кое с кем в «Казино», заглянуть в клуб вольно-мыслящих, представиться еще некоторым министрам и так далее. Приехав в «Английскую королеву», Коперецкий первым долгом спросил о ключе.
— Никакого ключа сюда не присылали, — доложил портье. — Все письма и пакеты, что приходили, я, как вы и соблаговолили приказать, отправил в Крапец.
— Вот уж комедия так комедия. Какого ж черта я теперь делать буду?
— О каком ключе-то речь? — спросил Бубеник.
— Откуда я знаю. Министр внутренних дел сказал мне, что пришлет ключ сюда и чтобы я без него не уезжал.
— Умнее всего, ваше высокоблагородие, зайти к нему с утра и спросить.
— Ничего другого не остается.
Наутро Коперецкий отправился в Крепость [35] Крепость. — Имеется в виду резиденция правительства в Буде.
, но ему удалось поговорить только со статс-секретарем, которому он и доложил, что не получил пока ключа, обещанного министром внутренних дел. Статс-секретарь позвонил и послал своего секретаря к какому-то советнику узнать о судьбе ключа, а сам тем временем любезно побеседовал с Коперецкий (статс-секретарь был сердечный, добродушный человек). Затронув вопрос о смутном положении в комитате, он предупредил, что путь Коперецкого отнюдь не усыпан розами, однако падать духом не следует.
Читать дальше