Дин Лин - Солнце над рекой Сангань

Оживление у ворот школы началось уже на рассвете. Одни тащили с гор свеженарубленные сосновые ветки, другие украшали театральную площадку. Над огромной гирляндой из красных бумажных цветов, укрепленной в виде арки, развевалось красное полотнище, на котором было начертано: «Каждому пахарю свое поле». С обеих сторон гирлянды висели цыновки с красными и зелеными лозунгами: «Выкорчуем феодализм!», «Борись за земельную реформу!», «Вернется земля к хозяину — все будут сыты!», «В сплоченности — наша сила», «Председатель Мао — наша путеводная звезда!», «Всегда с председателем Мао!», «Защищай Восьмую армию!», «Да здравствует коммунистическая партия!»

Из школы принесли гонг, и его удары разнеслись по всей деревне. Народ стекался к площадке, а устроители праздника побежали домой завтракать.

Во многих семьях сегодня подавали вино и пельмени. Старый Хань тоже налепил пельменей и, угощая бригаду, приговаривал:

— Эх, уж простите, начинка только из кабачков, не сумел купить мяса!

Вэнь Цай побывал в нескольких домах. Праздник справляли на славу — даже в самых бедных семьях подавали на стол клецки с тыквой. Крестьяне преподносили членам бригады груши, яблоки, виноград, почти насильно заставляя их принимать подарки.

Еще до завтрака бригада провела совещание с активистами, подготовлявшими мобилизацию. Сто молодых парней должны были выступить сразу же после собрания на строительство укреплений. Возвращение их предполагалось через три дня.

Настроение в деревне было праздничное. На мужчинах были новые костюмы, женщины нарядились в новые платья. Все постарались покончить пораньше с домашними делами. Даже те, кому было известно о переменах на фронте, делали вид, что ничего не случилось.

Нашлись охотники воскресить старый обычай — в дни рождения или свадьбы стрелять из старинных трехствольных хлопушек. Съездив в город Шачэн за порохом, они теперь оглашали треском и громом всю деревню. Нашлись любители-театралы. Они досадовали, что заранее не подумали о празднике, а то разучили бы пьесу. Все актеры собрались вместе и, очистив для себя уголок на сцене, составили оркестр из духовых и струнных инструментов. Зрители толкались вокруг, нетерпеливо ожидая начала концерта.

Старый Хоу Чжун-цюань тоже топтался среди радостно настроенных людей. Старики помнили его веселым молодым парнем и рассказывали, какие у него были таланты, как он чудесно пел, каким пользовался успехом, считаясь самым лучшим актером в Теплых Водах. Однако молодежь глядела на ссохшегося, похожего на обезьяну, старичка и смеялась:

— Эй, дядя! Тряхни стариной! Развей тоску, спой-ка нам что-нибудь повеселее!

Но старик, не отвечая на насмешки, не уходил с площадки и улыбался, слушая музыку.

А люди все прибывали. Они болтали, ели фрукты, щелкали семечки. Позади всех примостились разносчики, разложив у стены свои товары.

Немного спустя на площадку прибыл драматический кружок школьников. Танцуя «Янгэ» [47] Старинный народный обряд с танцами и пением, знаменовавший пересадку ростков риса. Эта форма театрального действия широко используется в Китайской Народной Республике в агитационных постановках. — Прим. перев. , ребята обошли насколько переулков и снова вернулись на площадку. Они хорошо сыграли «Кнут деспота», а затем, строясь геометрическими фигурами, исполнили много песен. Затаив дыхание, в безмолвном восхищении, смотрели на них зрители, удивляясь талантам и памяти ребятишек. Все были веселы, болтали без умолку, обменивались шутками, точно в праздник Нового года.

Когда в доме Ханя кончилось заседание, на площадку пришли и активисты, принеся с собой искусно нарисованный портрет Мао Цзэ-дуна.

Портрет наклеили на дверь, снятую с дома, и установили на столе в глубине сцены. Кто-то предложил зажечь перед портретом курительные палочки, но это вызвало общее возмущение. «Председатель Мао не признает суеверий», — раздавались крики в толпе. Все становились на носки, вытягивали шею, чтобы получше разглядеть портрет, а школьники, собравшиеся в углу, стройно запели:

Ополченцы, числом более пятидесяти, так же как и их командиры Чжан Чжэн-го и Чжан Цзи-ди, повязали голову мохнатым полотенцем; белые куртки на них были перехвачены ремнем, а длинные узкие патронташи перекрещивались на груди с тесьмой от мешка с гранатами. Мужественно и внушительно звучал в их устах «Походный марш Восьмой армии».