Пэрл Бак - Сыновья

— Я сделал это ради тебя!

Но мальчик ничего не ответил, он пересилил себя и молча стерпел отцовскую ласку, и Ван Тигр вздохнул и отпустил его, не зная, что сказать сыну и как сделать, чтобы сын понял его любовь. Сердце Вана Тигра болело, ему казалось, что он самый одинокий человек во всем мире, и день или два он не находил себе места. Потом он заставил себя не думать об этом, так как не знал, что делать, и решил подарить сыну что-нибудь такое, чтоб успокоить его. Да, он купит мальчику заграничные часы или новое ружье, или еще какую-нибудь вещь, и тогда сын к нему вернется.

Так Ван Тигр пересилил свое горе, и так он утешал себя.

Однако случай с шестью солдатами показал Вану Тигру, до какой жестокой нужды довели его эти времена; он понял, что должен найти продовольствие, если хочет, чтобы у него осталась армия. Он солгал, говоря, что уже везет для них продовольствие из чужих стран, но теперь понимал, что нужно куда-то ехать и разыскать это продовольствие. Тогда он снова вспомнил своего брата, Вана Купца, и сказал себе, что в такие времена братья должны стоять друг за друга, и он поедет и узнает, что делается в отцовском доме и какую помощь ему могут оказать.

И потому он известил своих людей, что едет за продовольствием и серебром для них, и посулил им изобилие. И когда они повеселели и ободрились и их вера в него и преданность ему снова окрепли, он выбрал надежную охрану и поставил ее в своем доме, а телохранителям приказал собираться в путь и в назначенный день велел приготовить лодки и на этих лодках вместе с сыном, солдатами и конями переправился через затопленные поля к той части дороги, где дамбы еще держались, и там они снова должны были сесть на коней и ехать в тот город, где жили братья Вана Тигра.

По этим узким дамбам их кони должны были двигаться шагом, потому что вода разлилась морем и с той и с другой стороны, а дамбы были переполнены теснившимся народом. И не только люди, но и крысы, и змеи, и дикие зверьки взбирались на дамбу за людьми и, забывая страх, изо всех своих слабых сил боролись из-за места, пытаясь удержаться на дамбе. Но жизнь в людях проявлялась только короткими вспышками гнева, когда их сердило то, что крыс и змей набиралось слишком много, и тогда они злобно отпихивали их ногами. Но иногда люди надолго впадали в оцепенение и не делали и этого, а змеи ползали, извиваясь, и кишели повсюду.

Сквозь эту толпу проезжал Ван Тигр. Его вооруженная охрана и оружие были ему нужны, потому что иначе эти люди напали бы на него. Да и так то здесь, то там вставал кто-нибудь, мужчина или женщина, и хватался за ноги его коня, молча и в отчаянии, с последним проблеском надежды. И Ван Тигр в душе относился к ним сострадательно и останавливал своего коня, чтобы не растоптать их. Нет, он ждал, покуда один из телохранителей не подойдет и не отцепит несчастного, снова бросив его на землю, и тогда Ван, Тигр, не оглядываясь, ехал дальше. Иногда человек оставался лежать там, куда его бросили, а иногда он испускал дикий вопль и бросался в воду, и тем кончалась его жизнь и его бедствия.

Всю дорогу мальчик ехал рядом с отцом и за всю дорогу не сказал ни слова, и сам Ван Тигр не заговаривал с ним, так как между ними стояли шестеро убитых солдат, и Ван Тигр боялся спрашивать сына о чем бы то ни было. Но мальчик не подымал головы и только иногда взглядывал украдкой на голодающих, и такой ужас появлялся на его лице, что Ван Тигр не мог этого вынести и сказал наконец:

— Это самые обыкновенные люди, и они привыкли голодать. Таких, как они, десятки тысяч, и если они умрут, то уже через несколько лет никто этого не заметит. Они растут быстро, как рис на полях.

Тогда мальчик сказал неожиданно, и голос его ломался, как у молодого петушка, и оттого, что он был взволнован и боялся расплакаться перед отцом, срывался на высоких нотах:

— А все-таки я думаю, что им так же трудно умирать, как если бы они были правители или такие же люди, как мы.

И говоря, он старался крепко сжимать губы, но зрелище в самом деле было печальное, а губы его дрожали, несмотря на все усилия сдержаться.

Вану Тигру хотелось бы сказать сыну что-нибудь утешительное, но его удивили такие слова: ему ни разу не приходило в голову, что эти простые люди страдают так же, как мог бы страдать он сам на их месте. Он знал, что каждый человек родится в своем сословии и ни один не может стать на место другого. Ему не совсем понравились слова сына, потому что военачальник не должен быть слишком мягок сердцем и страдать за каждого, кто терпит бедствия. И Ван Тигр не мог придумать ничего утешительного, потому что в эти дни были сыты одни только вороны, которые вились над водой, медленно описывая широкие круги, и он сказал только: