Франсуа Шатобриан - Атала

Чироки привыкли к тому, что индейцы не дрогнув терпят самые жестокие муки, но, по их собственным словам, в смиренном мужестве отца Обри было нечто им неведомое, превосходящее все другие примеры мужественной смерти. Иные из индейцев так были потрясены, что, приняли христианство.

Вернувшись несколько лет спустя из страны белых и узнав о горестном конце вождя молитвы, Шактас отправился за прахом отца Обри и Атала. Он добрался до места, где была миссия, и не узнал его. Озеро разлилось, саванна превратилась в болото, мост обрушился, каменья завалили не только могилу Атала, но и Сады смерти. Долго бродил там Шактас, потом пошел в пещеру отшельника; она заросла колючим кустарником и малиной, и в этих зарослях лань кормила детеныша. На Утесе последнего бдения валялось лишь несколько перьев из крыла пролетной птицы. Шактас сел на камень, обливаясь слезами, и тут из ближних кустов выползла змея, прирученная когда-то отшельником, и свернулась у его ног. Он согрел у себя на груди этого верного друга, одиноко живущего среди развалин. Сын Уталисси рассказывал, что, когда начало смеркаться, ему несколько раз чудилось, будто в вечернем тумане колышутся тени отца Обри и Атала. Эти призраки наполнили его благоговейным страхом и печальной радостью.

Потеряв надежду отыскать могилы своей сестры и отшельника, он совсем уже собрался уйти, но тут появилась лань, которую он видел в пещере, и начала скакать вокруг него. Затем она остановилась у креста, воздвигнутого в свое время отцом Обри. Теперь этот крест подмывала вода, он замшел, на его источенных червями перекладинах любили отдыхать пустынники-пеликаны. Шактас подумал, что благодарная лань привела его к могиле хозяина пещеры. Он принялся рыть землю под камнем, который некогда служил алтарем, и обнаружил скелеты мужчины и женщины. Не сомневаясь, что это и есть останки священника и Атала, погребенных, быть может, ангелами, он завернул их в медвежью шкуру и тронулся в обратный путь с драгоценной ношей за плечами, и все время слышал, как бренчат кости, точно стрелы в колчане смерти. Ночью он подкладывал сверток себе под голову, и ему снились сны, в которых любовь шла рука об руку с добродетелью. О чужеземец, взгляни, вон там лежит их прах вместе с прахом самого Шактаса».

Индианка замолчала, а я сразу встал, подошел к священным останкам и простерся перед ними. Затем, стремительно отойдя в сторону, воскликнул: «Так проходит на земле и благо, и добродетель, и разумение! Человек, ты всего лишь мимолетный сон, горестное видение, тобою движет несчастье, ты являешь собою нечто, только когда душа твоя погружена в скорбь, когда мысль твоя предана вековечной печали!»

В таких раздумьях я провел всю ночь. Чуть забрезжила заря, как мои хозяева покинули меня. Впереди шли молодые воины — они несли священные останки; шествие замыкали матери семейств с новорожденными на руках; старики были в середине — между праотцами и потомками, между воспоминаниями и надеждами, между утраченной отчизной и той, которую надлежало обрести. Сколько горючих слез льется из глаз, когда приходится покидать родную землю, когда с холма изгнания уходящий в последний раз глядит на кровлю, под которой был вскормлен, на реку, что протекает неподалеку от хижины и печально струит свои воды по заброшенным ныне отчим полям!

Обездоленные индейцы, я видел, как вы странствовали по пустынным просторам Нового Света с прахом праотцев за плечами! Хотя уделом вашим была нищета, вы оказали мне гостеприимство, а я ныне не мог бы отплатить вам тем же, ибо, как вы, стал странником и завишу от людской милости, только еще более обездолен, потому что не дано было мне унести в изгнание останки моих предков.

1801

Франсуа-Рене де Шатобриан (1768–1848) принадлежал к старинному бретонскому дворянскому роду. Он провел довольно безрадостное детство в родовом поместье Комбур под деспотичной властью угрюмого отца, в мечтах о вольной жизни, о путешествиях. Определенный отцом в королевскую армию, он некоторое время прожил в Париже, но вскоре после Революции уехал в Америку, где пробыл почти год, все время путешествуя по континенту. В 1792 году он возвращается во Францию, женится, но вскоре эмигрирует, чтобы участвовать в походе «армии принцев» на республиканскую Францию. После разгрома контрреволюции он живет в Англии в большой нужде, где выпускает в свет свой несколько сумбурный историко-философский труд «Опыт о революциях» (1797), в котором, с одной стороны, дает неприглядную картину старого режима, с другой же — решительно осуждает всякое революционное действие. Обратившись к религии, он еще в Лондоне приступает к изданию другого подобного же труда «Гений христианства», где полемизирует с философией французского Просвещения и утверждает превосходство христианского вероучения над всякой иной идеологией, доказывая прежде всего высокую этическую и эстетическую ценность христианства. После переворота 18-го брюмера, отдавшего Францию во власть Наполеона Бонапарта, сперва первого консула, а затем императора, он возвращается во Францию, где поступает на дипломатическую службу. После казни герцога Энгиенского (1804) он демонстративно выходит в отставку и отправляется в путешествие по Греции, Ближнему Востоку, откуда через Северную Африку и Испанию возвращается на родину в 1807 году. За это время опубликованы были его повести «Атала» и «Рене», а также в 1809 году поэма в прозе «Мученики» и вскоре «Путешествие из Парижа в Иерусалим». На этом собственно кончается чисто литературная деятельность Шатобриана.