Сомерсет Моэм: Карусель

На следующий день, собираясь уходить, Фрэнк обратился к Бэзилу, с тоской смотревшему на огонь:

— Я собираюсь в Барнс, старина. Тебе что-нибудь нужно?

Бэзил, сильно задрожав, побледнел еще больше.

— Как насчет допроса? Мне обязательно его проходить?

— Боюсь, да.

— И все выяснится. Полицейские поймут, что я во всем виноват. Я никогда больше не посмею и головы поднять. О, Фрэнк, неужели нет способа этого избежать?

Фрэнк покачал головой, и губы Бэзила дрогнули в выражении безнадежного отчаяния. Больше он ничего не говорил, пока друг не подошел к порогу. Лишь тогда Бэзил вскочил:

— Фрэнк, ты должен кое-что для меня сделать. Я полагаю, ты считаешь меня невежественным животным. Видит Бог, я презираю себя больше, чем кто бы то ни был, но ради нашей многолетней дружбы сделай для меня кое-что. Не знаю, что Дженни сказала родственникам, и они не упустят возможности ранить меня еще больнее теперь, когда я в беде. Но имя миссис Мюррей не должно упоминаться, чего бы это ни стоило.

Фрэнк остановился, задумавшись на мгновение.

— Я посмотрю, что можно сделать, — ответил он.

На пути к Ватерлоо Фрэнк заглянул на Олд-Куин-стрит — мисс Ли завтракала.

— Как Бэзил сегодня утром? — спросила она.

— Бедняга! Он весьма плох. Я толком не знаю, что с ним делать. Думаю, как только закончится следствие, ему лучше отправиться за границу.

— Почему бы тебе не привести его сюда? Я бы его подкормила.

— Вы начнете суетиться. Ему гораздо лучше одному. Он будет думать об этом, пока не устанет, а потом все наладится.

Мисс Ли улыбнулась — пренебрежение, с которым он отказался от ее предложения, показалось ей забавным, — и подождала, пока он продолжит. Фрэнк же попросил:

— Послушайте, я хотел бы, чтобы вы дали мне денег в долг. Вы не могли бы положить двести пятьдесят фунтов на мой счет сегодня утром?

— Разумеется, — ответила она, радуясь его просьбе.

Мисс Ли подошла к столу, чтобы достать чековую книжку, а Фрэнк наблюдал за ней с легкой улыбкой.

— Вы даже не хотите узнать, для чего мне эти деньги?

— Только если вы сами пожелаете мне рассказать.

— Да вы молодчина!

Он тепло пожал ее руку и, бросив взгляд на часы, помчался на вокзал Ватерлоо. Когда он прибыл в Ривер-Гарденс, Фанни, служанка, открывшая дверь, сообщила ему, что его ждет Джеймс Буш. Она добавила, что он признался ей в намерении уничтожить Бэзила, и шарил по дому в поисках документов и писем. Фрэнк мысленно похвалил себя за осмотрительность, с которой запер все шкафы и яшики. Он тихо поднялся наверх и, открыв дверь, увидел, как Джеймс подбирает ключи к письменному столу. Буш вздрогнул, едва вошел Фрэнк, но быстро обрел прежнее спокойствие.

— Почему все эти ящики заперты? — нагло спросил он.

— Полагаю, чтобы любопытные гости в них не копались, — чрезвычайно приветливо ответил Фрэнк.

— Где этот человек? Он убил мою сестру. Он подлец и убийца, и я скажу ему это в глаза.

— Я надеялся найти вас здесь, мистер Буш, — хотел с вами поговорить. Вы не присядете?

— Нет, я не присяду, — агрессивно ответил Джеймс. — Это не тот дом, где джентльмен мог бы присесть. Я еще посчитаюсь с Кентом. Я расскажу присяжным чудную историю. Он заслужил, чтобы его повесили, правда, заслужил.

Фрэнк решительно посмотрел на бывшего клерка-аукциониста, отметив его подозрительный взгляд, тонкие губы и выражение низменной хитрости. Желая предотвратить скандал на следствии, ибо Бэзил чувствовал себя больным и несчастным и без участия в перекрестном допросе о его личных делах, Фрэнк подумал, что будет несложно привести Джеймса Буша в нужное расположение духа. Но неприязнь, которую внушал ему этот мужчина, заставила его прибегнуть к весьма жестокой откровенности. Фрэнк чувствовал, что с таким человеком лучше не церемониться и не обязательно маскировать истинный смысл эвфемизмами.

— И чего, по-вашему, вы добьетесь, если устроите перебранку на допросе? — спросил он, уставившись собеседнику прямо в глаза.

— О, вы тоже об этом подумали, не правда ли? Это господин Кент послал вас уговаривать меня? Напрасно, уважаемый. Я собираюсь усложнить этот процесс для Бэзила, насколько можно. Мне приходилось кое-что терпеть от него, о да! Он относился ко мне как к швали. Я был недостаточно хорош для него, если позволите.

Он прошипел это с исключительным злорадством, и возникло впечатление, что смерть сестры волновала его главным образом потому, что давала возможность свести счеты с давним обидчиком.