Сомерсет Моэм - Карусель

— Тогда почему вы не расстанетесь? — спросил он.

— Потому что я люблю его. — Ее голос, прежде холодный, с нотками металла, вдруг стал таким нежным, что перемена казалась просто удивительной. С ее лица исчезло выражение обиды. — О, вы не знаете, как я его люблю! Я готова на что угодно, лишь бы сделать его счастливым. Я отдала бы жизнь, если бы он захотел. О, не могу этого выразить, но когда думаю о нем, мое сердце бьется так, что порой я с трудом дышу! Я никогда не смогу дать ему понять, что весь мир для меня — это он. Я пытаюсь заставить его полюбить меня, но заставляю лишь ненавидеть. Что я могу сделать, чтобы доказать ему свою любовь? Ах, если бы он только знал о ней, я уверена, он не стал бы жалеть, что женился на мне. Я чувствую себя так, как будто мое сердце переполняет музыка, и все же что-то мешает мне признаться в этом хотя бы раз.

Какое-то время они молчали.

— О чем вы пришли просить меня? — наконец спросил Фрэнк.

— Хочу, чтобы вы сказали ему, что я люблю его. Сама я не могу. Я всегда превращаю признание в кошмар. Скажите ему, что он для меня целый мир и я действительно постараюсь быть ему хорошей женой. Попросите его не бросать меня и скажите, что я хотела как лучше. — Она сделала паузу и вытерла глаза. — И вы не могли бы сходить к миссис Мюррей и передать кое-что ей? Попросите ее пощадить меня. Быть может, она не знает, что он творит. Попросите ее не забирать его у меня.

Она умоляюще схватила Фрэнка за руки, и он не нашел в себе сил воспротивиться.

— Я сделаю все, что в моих силах. Не падайте духом. Уверен, все наладится и вы опять будете очень счастливы.

Она попыталась улыбнуться сквозь слезы и поблагодарить его, но голос ее не слушался, и она могла лишь сжимать его руки. Повинуясь внезапному порыву, Дженни наклонилась и поцеловала их, а потом быстро вышла, оставив Фрэнка одного — удивленным и растроганным.

Дженни поручила Фрэнку не самую простую задачу, и когда она удалилась, он принялся раздраженно поносить ее, а также ее отца, мать, супруга и всех родственников. Он довольно хорошо знал миссис Мюррей, лечил ее, когда она болела, и весьма часто появлялся в доме на Чарлз-стрит. Но несмотря на все это, ему было неудобно поднимать вопрос столь деликатного характера, и он понимал, что в итоге подвергнется суровому порицанию. И все же он, пожав плечами, решил нанести ей визит в тот же день после обеда и сказать то, что должен.

— Ну и пусть ругает меня, — пробормотал он.

Не подозревая о грядущих событиях, Хильда Мюррей, вернувшись домой с обеда, отправилась в гостиную, а поскольку день выдался дождливый и хмурый, приказала задернуть занавески и включить свет. Она обожала теплый и расслабляющий уют этой комнаты, обставленной с большим вкусом, пусть и без особой оригинальности. В Мейфэре [56] Фешенебельный район в Уэст-Энде. были десятки подобных квартир с такими же большими, обитыми английским ситцем креслами, столами в стиле чиппендейл, застекленными шкафами с инкрустацией и картинами на стенах. Там было богатство без хвастовства, искусство без эксцентричности, и мистер Фарли, викарий Церкви всех душ, который заглянул в гости, отметил не без лести, что женщина, обитающая в такой комнате, уж точно имеет четкое представление о приличиях и уважении к традициям.

Впервые встретив Хильду год назад в доме на Олд-Куин-стрит, приветливый священник быстро сблизился с ней. Крепкий здравый смысл протестанта на законных основаниях разрешал душе церковника повиноваться чарам прекрасной женщины, а он всегда видел удачный брак кульминацией своей приходской деятельности. Хильда была привлекательна, богата и достаточно родовита, чтобы стать ровней служителю Христа, который порой по три дня вращался среди герцогинь. К тому же он полагал, что она не совсем равнодушна к его знакам внимания. Мистер Фарли твердо решил покончить с далеким от идеала состоянием одинокого блаженства, упав, как спелое яблоко, к ногам этой миловидной и процветающей вдовы. И подобному тому как Отелло, обольщавший Дездемону, без остановки рассказывал изумленной красавице бравые истории о грабежах и нападениях, о гибели, которой едва удалось избежать, и об опасных предприятиях, преподобный Коллинсон Фарли говорил о благотворительности, встречах с церковными старостами и духовном возрождении простых тружеников.

Хильда очень заинтересовалась деятельностью Церкви всех душ и охотно подарила приходу целый набор подушечек, чтобы, как говорил викарий, прихожане больше не искали предлога не преклонять колени в молитве. Немного позже Хильда согласилась занять место в ларьке на ярмарке ради покупки нового органа, а потом, однажды перейдя рубеж филантропии, стала постоянно принимать участие в благотворительных акциях. Общие дела часто сводили их вместе и обеспечивали бесконечный поток новых тем для разговора. Но мистер Фарли льстил себе, думая, что он блестящий собеседник и постоянное обсуждение исключительно рабочих вопросов противоречило бы его принципам. Культурные проблемы также не оставались в стороне. Он одалживал у Хильды книги и ходил с ней в картинные галереи и на выставки. Они вместе то читали Теннисона, то отправлялись в театр и обсуждали моральные аспекты английской драмы. По утрам, если выдавалась хорошая погода, они часто изучали итальянских мастеров на Трафальгарской площади [57] То есть в Национальной галерее, которая находится на Трафальгарской площади. или мраморы Элгина [58] Имеется в виду собрание образцов древнегреческого искусства, в том числе из Парфенона, вывезенных из Греции лордом Элгином. в Британском музее. Мистер Фарли обладал большим багажом знаний и мог дать историческую справку или рассказать пикантный анекдот о любом произведении искусства. В результате Хильда, повинуясь типичной женской любви к лекциям, пришла к выводу, что он может быть интересным и полезным другом. Но ей никогда не приходило в голову, что какие-то более теплые чувства будоражат сердце под его безупречным шелковым жилетом, и не без тревоги она обнаружила, что теперь они касаются в разговоре тем, которые не обсуждали раньше. Мистер Фарли наконец принял решение и, поскольку не относился к людям, которые колеблются из-за неуверенности в себе, перешел сразу к делу.