Эрвин Штриттматтер - Чудодей

Станислаус начал привыкать к новому месту. Целую неделю он не бывал по утрам в пекарне. Он стоял на посту. На посту? Конечно, на посту! У него было важное задание. Он следил за полицией. С этой целью он стоял во дворе на помосте, закрывавшем яму с золою, и как белый крестоносец наблюдал за улицей через ограду.

Промышленная полиция предписывала пекарям не слишком сильно эксплуатировать учеников и подмастерьев. Работа в пекарнях начиналась около пяти часов утра. Новый хозяин Станислауса был не в состоянии следовать предписаниям земной полиции. У него была своя полиция — на небе, ибо он был набожен и предан Господу. Господь регулировал намеченные хозяином работы. Возможно, Отец небесный вел и всю его бухгалтерию и хранил его от финансового управления.

— Господь любит тех, кто славит его своими трудами, — говаривал хозяин. Он не желал ждать, покуда и другие пекари в городе начнут славить Господа. И у него славить Господа трудами начинали в четыре утра. Все ученики и горничная тоже славили Господа. А Станислаус стоял над ямой с золою и караулил. Усердные утренние молитвы его нового хозяина не должны были прерываться грубым вмешательством городской полиции.

Станислаус надвинул свой пекарский колпак поглубже на уши, а руки спрятал на груди, под передником. У него зуб на зуб не попадал. Выпал первый иней. Тонкие кристаллики льда, облепившие камни, фонарные столбы, афишные тумбы и водосточные трубы, казались Станислаусу чистым серебром. Полумесяц смотрел вдаль, как погруженный в свои мысли ученый. Он узнал сына Бюднера за оградой — краем глаза приметил — и чуть нагнул свой острый подбородок. «Сторожи как следует мой серебряный город, сын Бюднера! Кругом ходят люди, под взглядами которых это легкое, как пух, прозрачное серебро из страны Хираватау превратится просто в лед и снег. Да ты и сам знаешь!»

Станислаус потер руки, чтобы согреться, и восторженно крикнул:

— Я знаю, господин ученый месяц. А сейчас я буду петь.

И Станислаус запел:

Кто-то шел вверх по улице. Станислаус, продолжая петь, наклонился над оградой. Слава богу, не полицейский! Станислаус учился теперь распознавать людей с виду. Человек был в зеленом непромокаемом пальто и серой шапке с козырьком. Он остановился и спросил, задрав голову:

— В такую рань и уже на ногах, мой мальчик? Молодец, молодец!

Станислаус был не прочь прослыть молодцом.

— За погодой наблюдаешь?

— Я смотрю, как все сверкает, и пою.

— А хозяин уже за работой?

— Он славит Господа.

В пекарне кто-то выскребал из квашни остатки теста. Человек в шапке с козырьком наклонил голову, прислушиваясь.

— Ну что ж, Господь может порадоваться.

— Может, — отвечал Станислаус.

— Ты не откроешь мне ворота, малый? Я бы охотно перебросился словечком с твоим хозяином.

Почему бы и не открыть ворота этому человеку? У него ведь ни сабли, ни форменной фуражки нет.

— Прошу вас!

Человек направился в пекарню. По дороге он нюхал воздух как голодный пес. А Станислаус все высматривал, не идет ли полиция. Немного погодя в пекарне раздался какой-то жестяной шум. Человек шел обратно. Руки он держал в карманах непромокаемого пальто. И улыбался:

— Спасибо тебе, малый. Пойди поспи еще полчасика.

Короче говоря, Станислаус плохо нес свой противополицейский караул. И почему люди в таких шапках имеют право следить за порядком и справедливостью? Итак, Станислаус по-прежнему не разбирался в людях. От посещения прозеванного им полицейского осталась не только изящная визитная карточка. В течение восьми дней работа начиналась в пять утра. Отто, самый младший из учеников, похвалил Станислауса:

— И глупость может чудеса творить!

На девятый день Отто по привычке проснулся в четыре часа, зевнул и потянулся в кровати:

— Могу еще часок поспать!

Однако он ошибся. Прозвенел звонок. Хозяин звонил из своей комнаты. Ученики с проклятиями стали натягивать штаны. Во дворе их перехватил хозяин. Теперь уже Отто было поручено следить за полицией.

Проходила зима. Станислаус учился тому, чему его учили, и ему уже удавалось делать из сливочного крема вполне сносные розы для тортов.

В этом доме жизнь текла спокойно, богоугодно. «Господь заглядывает в самый темный уголок!» — говаривал хозяин. И ученики покорно выметали мучную пыль из каждого уголка пекарни.

Люди по-прежнему были трудной загадкой для Станислауса. Он копил деньги. В витрине книжной лавки он обнаружил большую книгу о бабочках. На пестрой обложке красовались дивные цветы, и на них сидели нежные бабочки. Станислаус не сомневался, что из этой книжки он наконец узнает кое-что о королеве бабочек. Но книжка стоила целых пятнадцать марок. Каждую субботу Станислаус считал сэкономленные карманные деньги, но всякий раз к ним добавлялось лишь три марки да жалкие чаевые. А ему нужна была то новая рубашка, то новый белый передник, да и шлепанцы, в которых он ходил в пекарне, тоже были не вечные. То и дело приходилось брать из отложенных денег. А книга о бабочках не переносила влажного воздуха в витрине. Обложка ее покоробилась. И ее сняли с витрины.