Седобородого старика одной из величайших картин в мировой живописи, а из-за вот этой скамьи и освещения, которое идеально воздействует на мое душевное состояние; добавьте к этому идеальную температуру, а также Иррзиглера, который может быть идеален только здесь, в зале Бордоне; я не смог бы так долго находиться в соседстве, допустим, с Веласкесом, не говоря уж о Риго или Ларжильере, от которых я бегу, как от чумных. Здесь, в зале Бордоне, я нахожу наиболее благоприятные условия для медитации, а если у меня возникает желание что-нибудь почитать, допустим моего любимого Монтеня, или моего, пожалуй, еще более любимого Паскаля, или же моего самого-самого любимого Вольтера (как видите, все мои любимые авторы французы, среди нет ни одного немца), то я могу сделать это прямо здесь, на моей скамье, наиприятнейшим образом и с отменной пользой для себя. Зал Бордоне — это мой рабочий кабинет, мой читальный салон. А если мне захочется выпить глоток воды, достаточно попросить Иррзиглера, и он принесет мне стакан воды, мне не придется даже подниматься с места. Нередко люди удивляются, видя, как я здесь сижу, почитываю Вольтера или попиваю воду из стакана, они удивляются, качают головой и идут себе дальше, приняв меня едва ли не за тихого сумасшедшего, которому дирекция позволяет подобные вольности. Дома я много лет ничего не читаю, а здесь, в зале Бордоне, я прочитал уже сотни книг, впрочем, это не означает, что каждая книга прочитана
от начала до конца; я вообще за всю мою жизнь не прочитал
до конца ни одной книги, мой оригинальный способ чтения состоит во вдумчивом перелистывании, то есть я предпочитаю перелистывание страниц их прочтению и иногда перелистываю десятки, даже сотни страниц, прежде чем прочитать хотя бы одну-единственную. Зато уж если читать сию единственную страницу, то я люблю читать ее так вдумчиво, как обычно этого не делает ни один даже самый заядлый читатель. Я, видите ли, скорее листатель, нежели читатель, я люблю листать не меньше, чем читать; за свою жизнь я в миллион раз больше перелистал страниц, чем их читал, причем перелистывание доставляло мне столько же удовольствия и духовного наслаждения, сколько самое чтение. Ведь лучше прочитать всего три странички из четырехсотстраничной книги, но зато в тысячу раз вдумчивей, чем это делает обычный читатель, который глотает все подряд, не вникая в суть прочитанного, сказал Регер. Лучше прочесть всего дюжину страниц книги, но зато очень вдумчиво и тем самым проникнуть, так сказать, в суть замысла, нежели проглотить книгу целиком,
как это делает обычный читатель, имеющий, в конце концов, о прочитанной книге столь же малое представление, как пассажир самолета о ландшафте, над которым он пролетает. Даже общие очертания остаются ему недоступны. Люди сегодня читают, будто летают, они читают все и не знают ничего. Я же, вообразите себе, как бы вхожу внутрь книги, обживаю ее, две-три странички, допустим, какого-либо философского трактата, словно это некий пейзаж, часть природы или же страна, государство, даже целый континент, да что угодно; ведь главное обжить открытый континент не вполсилы, по-настоящему, изучить его, исследовать, и лишь только после того, как весь континент, то бишь книга, обжита и исследована со всею доступной мне дотошностью, я смогу судить о ней в целом. Кто читает все подряд, глотая страницу за страницей, никогда ничего не поймет, сказал Регер. Совершенно ни к чему читать всего Гете, всего Канта, абсолютно не нужно читать всего Шопенгауэра; достаточно нескольких страниц из
Вертера или из
Избирательного средства, чтобы в конечном счете узнать об обеих книгах больше, чем если бы мы прочли их от корки до корки, что в любом случае лишило бы нас истинного удовольствия. Но подобные жесткие самоограничения предполагают немалое мужество и присутствие духа, на что способны лишь немногие, да мы и сами нечасто проявляем эти качества; заядлый читатель похож на мясоеда, который быстро обнаруживает склонность к обжорству, но этим лишь портит себе желудок, подрывает свое здоровье, что отрицательно сказывается на умственных способностях и вообще на всей его духовной жизни. Даже философский трактат усваивается лучше, если не глотать его
целиком, а вкусить от него лишь малую толику, которая при удаче поможет оценить целое. Наивысшее наслаждение вообще получаешь от фрагментов, сама жизнь доставляет это наивысшее наслаждение лишь тогда, когда она воспринимается через фрагмент; и, напротив, все целое, законченное и совершенное оказывается безобразным и ужасным. Только при большом везении или умении извлечь из целого, законченного некий фрагмент, при способности воспринять его как таковой можно получить истинное удовольствие или даже величайшее наслаждение. Наш век давно уже невыносим как целое, сказал Регер, он сносен лишь фрагментарно. Целое и совершенное — невыносимо, сказал он. Я не выношу, например, картин, которые висят здесь, в Художественно-историческом музее, по правде говоря, они меня ужасают. Чтобы сделать их более или менее приемлемыми, я ищу в каждой из них какую-либо
Читать дальше
