Иосиф Опатошу - В польских лесах

Тосковала Ландана по Кракусу, ждала его, долго ждала, выплакала ночами свои голубые глаза — Кракус не возвращался. Лесной царь не мог спокойно видеть ее горе, осушал ее слезы своими поцелуями.

Тогда и родилась Ванда, дитя воды, с зелеными глазами. Годы проходили, Кракус точно в воду канул, и Ванда, прекрасная, как солнечное сияние, росла с печалью в душе, тоскуя по отцу. Со снежных гор, из-за Вислы надвинулись полчища чужеземцев, нахлынули, словно саранча. Страх напал на волосатых людей, и они воззвали к Ванде:

— Царствуй над нами!

Собрала Ванда войско на берегу реки, ждала врага и воспевала Вислу. Коснется пальцами арфы — станет трава пробиваться, станут деревья цвести, лес и река начинают ей вторить…

Враг замедлил шествие своих легионов. Принц Ритингер вышел к Ванде, воткнул свой меч глубоко в землю и склонился перед девушкой:

— Прекрасная принцесса, в бурю мои ладьи еще никогда не причаливали к берегу, мои люди смеются над ветром, смеются над снежными горами… Смотри — за моим кровавым мечом тянутся стаи воронов… Прекрасная принцесса…

Ванда подняла глаза:

— Я не буду твоей, проклятый тевтон!

Принц вытащил свою шпагу из земли, трижды дал сигнал, но его войско, очарованное красотой Ванды, не трогалось с места. С горя и стыда принц бросился в Вислу.

— Теперь я стану твоей! — воскликнула Ванда.

Так она превратилась в повелительницу Вислы».

Мордхе стоял у окна, глядя на реб Иче, который сидел за дубовым синагогальным столом, погруженный в изучение Торы.

Реб Иче было уже за тридцать. Высокий, худой человек с черными, глубоко посаженными глазами, с восковым лицом, черной густой бородой и белозубой улыбкой, он был каббалист и знаток хасидизма. Таких евреев больше нет. Они появились когда-то вместе с хасидизмом. С талесом [19] Талес — большое белое покрывало с черными или голубыми полосами, в которое евреи облачаются во время молитвы. и тфилин под мышкой они странствовали из города в город, где жили евреи, толковали о хасидизме и своей глубокой верой покорили Польшу, Галицию, Волынь. Когда прекратилась борьба между миснагедами и хасидами и хасидизм овладел еврейством, исчезли эти люди с хасидским умом. Прежние ребе редко передавали свое звание детям; каждый ребе имел учеников, молодых людей, которых он воспитывал, которым разъяснял сущность хасидизма, отвлекая их от бытия материального мира. После смерти ребе хасиды ездили к его ученикам.

Реб Иче был приближенным ребе из Коцка. И хотя он избегал людей, искал уединения, все, кто так или иначе соприкасался с ним, любили его. Он держал себя просто, не поучал и не критиковал окружающих — даже если они этого заслуживали — и для каждого находил доброе слово. Его взгляд мгновенно проникал в душу человека, он тотчас понимал то, для чего другому нужны годы, то, что большинство людей вообще не способны понять. Каждый, кто вел с ним беседу, чувствовал, что реб Иче может заглянуть в тайное тайных его души; любой грешник открывал реб Иче свое сердце, как ребенок — матери. Уходя от него, редко раскаивались, но хотели как можно скорее снова встретиться с ним.

В Коцке все знали, что этот человек избегает людей, ибо погружен в поиски путей для приближения прихода Мессии. Ребе не раз говорил, что он ищет одиночества, так как слишком хорошо знает людей, а теперь должен хоть немного познакомиться с деревьями. В то время Авром был в Коцке. Он пожаловался ребе, что живет слишком уж далеко от места, где учат Тору.

Ребе ответил:

— Возьми к себе реб Иче. Будет у тебя слово Торы, и благодать снизойдет на твой дом.

Авром с радостью пригласил к себе реб Иче. И когда тот приехал в лес, Авром отвел ему лучшую комнату, принес туда книги, оберегал реб Иче словно хрустальный сосуд, и реб Иче вот уже второе полугодие не отрывался от изучения Торы.

Мордхе давно был наслышан от отца и хасидов о реб Иче, знал, что это каббалист и человек большого ума. Реб Иче с первого дня взял его под свое покровительство, беседовал с ним, как со взрослым, вообще держался как с равным, ничем не обнаруживая своего превосходства над юношей, и тот сразу же полюбил его всей душой.

Реб Иче просил Мордхе почаще заходить к нему в комнату. Мордхе вскоре настолько привязался к реб Иче, что постепенно стал поверять ему все свои думы. Реб Иче не укорял его, никогда не говорил: «Так нельзя», но, когда Мордхе о чем-нибудь ему рассказывал, непременно заводил беседу о хасидизме, и эта беседа всегда помогала Мордхе разрешить снедающие его сомнения, найти ответ на мучившие его вопросы. Со временем он так привязался к реб Иче, что нуждался в нем каждый день. Заходя к нему в комнату, он, чтобы не мешать, усаживался у окна и смотрел на реб Иче, долго смотрел, при этом у него рождалось ощущение, что ничего плохого не может произойти, пока он под одной крышей с реб Иче. Он успокаивался и выходил, не сказав ни слова, и на душе у него становилось легче.