Джозеф Конрад - Каприз Олмэйра

Она зажала ему рот быстрым поцелуем и твердо отвечала:

— Но море всегда верно тому, кто не ведает страха, о владыка жизни моей!

Груда темных, лентообразных облаков проползла под звездами, раскинулась наподобие паутины и разлила по небу тьму, предвещая близкую грозу. Первый глухой удар грома прокатился протяжным рокотом со стороны далеких холмов, отозвался эхом от каждого из них и затерялся в лесах Пантэя. Дэйн и Найна вскочили с места, и первый с беспокойством взглянул на небо.

— Бабалачи пора было бы приехать, — сказал он. — Ночь уже на исходе. Наш путь не близок, а пуля несется быстрее лучшего челнока.

— Не успеет месяц спрятаться за облаками, как он уже будет здесь, — сказала Найна, — Я слышала плеск в воде, — прибавила она. — А ты?

— Это аллигатор, — коротко отвечал Дэйн, кинув небрежный взгляд в сторону ручья, — Чем ночь темнее, — продолжал он, — тем короче будет наш путь, потому что тогда мы поплывем по течению главной реки. Но если будет светло — даже не светлее, чем сейчас, — то нам придется пробираться по узким каналам стоячей воды и работать веслами.

— Дэйн, — серьезно вмешалась Найна. — Это не аллигатор. Я слышала, как зашелестели кусты у того места, где причаливают.

— Да, — сказал Дэйн, прислушавшись. — Это не Бабалачи, — тот приедет в большой боевой лодке, совершенно открыто. Кто бы ни был приехавший, он старается произвести как можно меньше шума. Но ты слышала, а я уже вижу, — быстро прибавил он. — Это всего один только человек. Стань за мной, Найна. Если это друг, то да будет благословен его приход; если это враг, то он умрет у тебя на глазах.

Он положил руку на рукоять криса и так ожидал приближения неожиданного посетителя. Костер почти догорел, и маленькие тучки — предвестницы грозы — быстро проносились мимо месяца, затемняя поляну своей летучей тенью. Он не мог разглядеть, что это был за человек, и его беспокоило, что тот молча приближался тяжелой поступью, так что он наконец окликнул его и приказал ему остановиться. Тот остановился в нескольких шагах от Дэйна, ожидавшего, что он заговорит, но слышно было только тяжелое дыхание незнакомца. Внезапно мимолетное сияние разлилось по поляне сквозь прорыв тучи, и Дэйн успел разглядеть протянутую к нему руку, державшую какой-то блестящий предмет, услыхал возглас Найны: «Отец!» — и во мгновение ока девушка очутилась между ним и револьвером Олмэйра. Громкий вопль Найны разбудил спавшее лесное эхо, и все трое стояли молча, точно дожидаясь наступления тишины для того, чтобы выразить обуревавшие их разнообразные чувства. Увидав Найну, Олмэйр опустил руку и сделал шаг вперед. Дэйн ласково отстранил девушку.

— Разве я дикий зверь, что ты хочешь убить меня врасплох и в темноте, туан Олмэйр? — спросил Дэйн, нарушая тягостное молчание. — Подбрось хворосту в огонь, — продолжал он, обращаясь к Найне, — пока я слежу за моим белым другом, чтобы не случилось беды с тобой или со мной, о отрада моего сердца!

Олмэйр заскрежетал зубами и снова поднял руку. Дэйн быстрым прыжком очутился около него; завязалась короткая борьба, во время которой один из зарядов безвредно вспыхнул, после чего смертоносное орудие, вырванное из рук Олмэйра, закружилось в воздухе и упало в кусты. Оба мужчины стояли друг против друга и тяжело дышали. Разгорающийся костер отбрасывал трепетный круг света и озарял полное ужаса лицо Найны, смотревшей на них с протянутыми вперед руками.

— Дэйн! — воскликнула она предостерегающе, — Дэйн!

Тот успокоительно помахал ей рукой и, обернувшись к Олмэйру, сказал с утонченной вежливостью:

— Теперь, туан, мы можем и побеседовать. Убить человека легко, но властен ли ты вернуть ему жизнь? Ведь ты мог попасть в нее, — продолжал он, указывая на Найну. — Твоя рука сильно дрожала. За себя я не боялся.

— Найна! — воскликнул Олмэйр. — Вернись ко мне сейчас же! Что за безумие на тебя напало? Чем тебя околдовали? Вернись к своему отцу, и мы вместе постараемся забыть этот ужасный кошмар!

Он открыл объятия в уверенности, что сейчас прижмет ее к сердцу, но она не двинулась. Тогда он понял, что она не намерена повиноваться, он почуял смертельный холод на сердце и, ухватившись обеими руками за виски, в немом отчаянии устремил взор в землю. Дэйн за руку подвел Найну к отцу.

— Заговори с ним на языке его народа, — сказал он, — Он скорбит, — да и как не скорбеть, теряя тебя, моя жемчужина! Скажи ему последние слова, которые он услышит из твоих уст. Твой голос должен быть очень сладок ему, но для меня в нем — вся жизнь.