Ричард Олдингтон - Ничей ребенок

И что ж, действительно, вскоре миссис Кокс приехала в Париж. Так, во всяком случае, нам кто-то сказал — из дома она не выходила, вернее, нам ни разу не удалось ее увидеть.

— Чудеса, я решительно ничего не понимаю, — сказал Рэндл. — Ей-богу, чтобы разобраться во всей этой истории, нужно целое бюро частного сыска. Черт бы их побрал, что у них там такое творится?

Некоторое время все оставалось по-старому, и мы вынуждены были примириться с тем, что «охота на Кокса» потеряла свою остроту, как вдруг нас опять оживила новая статья верного газетного простофили. В ней мы прочли примерно следующее:

«Мы не сомневаемся, что обитатели Латинского квартала с живейшим интересом отнесутся к приятному событию, которое ожидается в семье человека, наиболее популярного в квартале. Вот уже несколько дней, как перестало быть секретом для круга близких и друзей мистера Кокса, что он со дня на день ожидает появления наследника. Мистер Шарлемань Кокс…»

Дальше следовала обычная чепуха относительно гениальности и творческих планов мистера Кокса.

Это известие поразило Рэндла — он, наверное, меньше удивился бы, если бы на улице Риволи вдруг обнаружился новоявленный кратер Везувия.

— Что вы на это скажете? — восклицал он. — Нет, черт возьми, что вы на это скажете?

— Ничего не могу сказать, — ответил я наконец довольно-таки нетерпеливо. — И вы тоже не можете. Но, мне кажется, «гипотеза Рэндла» позорно провалилась.

— Это утка! — заявил он.

— То есть как это утка? Даже Кокс не настолько глуп, чтобы кричать о том, что неизбежно будет опровергнуто.

Рэндл покачал головой.

— Сообразите-ка сами, мой милый, — сказал он. — Кокс порядком поистратился, оплачивая угощенье своего придворного штата, и теперь ему надо всеми правдами и неправдами раздобыть деньжат. Ведь вы знаете, старики всегда умиляются, когда им сообщают, что скоро у них будет внук, так вот, Кокс выкинул всю эту штуку для того, чтобы родственники в Англии подсыпали ему немного на пропитание. Никакого младенца нет и не будет.

— Но позвольте, родители миссис Кокс умерли. Рождение наследника ни у кого особого восторга не вызовет.

— Ну, значит, где-нибудь в Соединенных Штатах объявился пропавший без вести дядя. Держу пари на десять долларов — младенца нет и не будет.

— Десять долларов — это слишком много, — сказал я осторожно. — Но на десять франков я согласен.

— Держу. Хотя в общем вы порядочный скареда. Можете смело отдать мне эти десять франков сейчас же.

— Не спешите, — сказал я. — Если не возражаете, я предпочитаю придерживаться традиционной политики моей родной Англии: поживем — увидим.

Дня через два-три парижские газеты оповестили мир о том, что у Кокса родилась дочь, и верный простофиля, наболтав, как всегда, кучу разного вздора, сообщил, что новорожденную назвали Джульеттой-Изольдой. Я просто глазам своим не поверил — это уже переходило все границы, но на беззащитного младенца и в самом деле обрушили оба этих прославленных и трагических имени. Я тем временем разыскивал Рэндла, чтобы получить свои десять франков и похоронить навеки «гипотезу Рэндла», но никак не мог его найти и разыскал наконец только в одиннадцатом часу вечера в одном из кафе. Выглядел он усталым и раздраженным.

— Привет! Целый день вас ищу, — сказал я, еще издали помахивая газетой. — Как насчет десяти франков?

— Бросьте, — сказал он устало и тут же закричал, — garcon, un formidable! [33] Официант, большую кружку! (фр.).

Я знал, что если Рэндл задумал выпить столько пива, значит, он сильно раздосадован и озабочен, и не стал требовать уплаты моих десяти франков. Он выпил залпом чуть не полкружки — знакомый мне прием офицеров американских экспедиционных войск — и заявил:

— Кокс сегодня болтался по городу.

— Праздновал счастливое событие?

— А миссис Кокс никто не видел.

— Да чего вы, черт возьми, хотите? Бедняжка, наверное, еще не встала с постели.

— И Мэгги исчезла. В Париже ее нет, — продолжал Рэндл.

— Куда вы, собственно, клоните?

— Послушайте-ка, тут кроется настоящая тайна, — произнес он с торжественностью, показавшейся мне комичной. — Кокс сегодня не лоснился как масло, а зеленел как травка на весенней лужайке. Вид у него был до смерти перепуганный.

— Не спал ночь, беспокоился за жену.

— Как бы не так! Много он о ней беспокоится, — сказал Рэндл тоном бесконечного презрения. — Я сегодня обошел редакции всех американских газет, какие есть в Париже. Нигде его и в грош не ставят, — один только этот простофиля за всех старается. Я пытался выудить из него, что он знает, наврал, что я старый друг семьи там, у Кокса на родине, хочу послать цветы, поздравить. Ну, может, он и простофиля, но язык за зубами держать умеет, если захочет. Адреса мне не дал и быстро выпроводил меня за дверь. И никто из остальных ребят там, в газете, понятия не имеет, где миссис Кокс. Только один проговорился, что Мэгги вот уже несколько месяцев, как уехала из Парижа. Что вы на это скажете?