Кнут Гамсун - Новая земля (Новь)

А въ это время адвокатъ говорилъ черезъ столъ съ Иргенсомъ и Агатой, — онъ разсказывалъ, какъ онъ встрѣтилъ Гольдевина.

"Я его недавно встрѣтилъ въ твоихъ мѣстахъ, Иргенсъ, тамъ наверху, на улицѣ Транесъ, да какъ разъ подъ твоими окнами. Онъ тамъ стоялъ. Я взялъ его съ собою; вѣдь это никуда не годилось бы оставлять его тамъ стоять".

Агата спросила тихо, съ широко раскрытыми, испуганными глазами:

"На улицѣ Транесъ? Вы его встрѣтили тамъ?.. Послушай, Иргенсъ, онъ былъ какъ разъ подъ твоими окнами, клянусь тебѣ".

У нея тотчасъ же явилось подозрѣніе. Гольдевинъ внимательно слѣдилъ за ней, онъ смотрѣлъ ей прямо въ лицо и старался, чтобы она не замѣтила этого.

Между тѣмъ Норемъ продолжалъ задавать свои невозможные вопросы. Итакъ, значитъ нужно понимать, что весь міръ, такъ сказать, испорченъ; женщины и мужчины окончательно испорчены, потому что они всѣ высоко цѣнятъ искусство и поэзію. "Послушайте, старикъ, пусть искусство остается искусствомъ и не связывайтесь съ этимъ. Хе, мужчины и женщины окончательно испорчены…"

Гольдевинъ тотчасъ же воспользовался этимъ поводомъ и отвѣчалъ. Это не относилось къ Норему, онъ даже не смотрѣлъ на него, но онъ говорилъ то, что накипѣло у него на сердцѣ, говорилъ это всѣмъ, вообще, такъ просто, въ пространство. "Нельзя утверждать, что всѣ мужчины и женщины испорчены, но они дошли до извѣстной степени безсодержательности, они вырождаются и мельчаютъ. Новая земля, блѣдная земля, тамъ нѣтъ плодоносной земли, нѣтъ обилія. У молодежи холодная, жидкая кровь, они предоставляютъ всему итти своимъ путемъ, и огорчаются лишь поверхностно, когда ихъ собственная страна молчитъ и не отвѣчаетъ на вызовъ. Теперь ужъ дѣло больше не обстоитъ такъ, что гордость Норвегіи это — личная гордость каждаго норвежца, будь то консерваторъ или либералъ. А также и женщины, онѣ очень спокойно проживаютъ свою жизнь, не уставая отъ жизни, но вмѣстѣ съ тѣмъ и не внося ничего въ нее. И какъ онѣ могли бы внести что-нибудь? Имъ вѣдь нечего вносить. Онѣ мелькаютъ, какъ синіе огоньки, отъ всего пробуютъ понемножку, какъ радости, такъ и горести, и не сознаютъ, что онѣ потеряли всякое значеніе. У нихъ больше нѣтъ самолюбія, ихъ сердце не причиняетъ имъ большихъ терзаній, оно бьется очень быстро, но ничто не заставляетъ его трепетать въ груди. А что сталось съ гордымъ міровоззрѣніемъ молодыхъ женщинъ, дѣвушекъ? Это міровоззрѣніе имѣло большое и глубокое значеніе; но теперь его уже больше не встрѣтишь; для женщинъ все равно, что посредственность, что геніальность, онѣ приходятъ въ восторгъ передъ парой несчастныхъ стиховъ и даже передъ вымученнымъ романомъ. А было время, когда лишь великія и гордыя вещи побѣждали ихъ. Теперь ихъ требованія низведены до минимума, теперь онѣ уже больше и не могутъ желать большаго, ихъ потребности заснули. Женщина потеряла свою силу, богатую и милую простоту, большую страсть; она потеряла ту настоящую радость, которую даетъ единственный человѣкъ, ея герой, ея богъ, она подходитъ къ первому встрѣчному и бросаетъ направо и налѣво услужливые взгляды. Любовь сдѣлалась теперь для женщины названіемъ прошедшаго чувства, она читала объ этомъ, и въ свое время это также занимало ее, но теперь все это легко скользнуло мимо нея, какъ притупленный звукъ. Да, женщины и не сознаютъ этого своего недостатка, ахъ, нѣтъ, оно окончательно вырвано. Этому ничѣмъ нельзя помочь. Черезъ нѣсколько поколѣній опять настанетъ хорошее время, все движется, какъ волна. Но теперь, въ данную минуту, мы самымъ беззаботнымъ образомъ путаемся остатками. Только торговая дѣятельность имѣетъ свѣжій, здоровый пульсъ; торговля ведетъ свою шумную жизнь, будемъ благодарны ей за это! Она дастъ намъ обновленіе".

При этихъ послѣднихъ словахъ Мильде такъ возмутился, что онъ досталъ десятикронную бумажку, швырнулъ ее Гольдевину черезъ столъ и сказалъ раздраженно:

"Вотъ… Вотъ ваши деньги! Вы помните, я занялъ у васъ какъ-то десять кронъ, я забылъ было это. Теперь, я надѣюсь, вы понимаете, что вамъ можно уходить".

Гольдевинъ вдругъ покраснѣлъ до самыхъ корней волосъ; но тѣмъ не менѣе онъ взялъ кредитку.

"Вы не очень-то вѣжливо благодарите за долгъ", сказалъ онъ.

"Нѣтъ, но кто же вамъ сказалъ, что я вѣжливый человѣкъ. Самое главное то, что вы теперь получили обратно ваши деньги, и мы теперь надѣемся, что вы освободите насъ отъ вашего присутствія".

"Да, да, благодарю; мнѣ нужны деньги, у меня больше нѣтъ", сказалъ Гольдевинъ и завернулъ деньги въ кусокъ газетной бумаги. Уже самый способъ, какимъ онъ пряталъ эту маленькую незначительную кредитку, показывалъ, насколько онъ былъ безпомощенъ и какъ мало онъ привыкъ имѣть деньги въ рукахъ. Вдругъ онъ посмотрѣлъ Мильде въ лицо и продолжалъ: "Я впрочемъ совсѣмъ не надѣялся получитъ отъ васъ обратно этотъ долгъ".