Кнут Гамсун - Новая земля (Новь)

Тутъ Грегерсенъ воскликнулъ въ приступѣ распущенности и веселія.

"Вы все время толкаете меня ногой, фру Паульсбергъ".

"Что вы, постыдитесь…"

"Нѣтъ, правда, вы толкаете меня ногой подъ столомъ, хе-хе. Я не принципіальный противникъ этихъ толчковъ, красивыя женщины не жалуютъ принципіальныхъ противниковъ"… И Грегерсенъ смѣялся отъ всей души надъ тѣмъ, что онъ сказалъ. Онъ опять перешелъ къ своему коньку: къ жеманству, къ пороку, такъ процвѣтающему въ настоящее время. "Да, не правда ли? Ну можно развѣ шевельнуться, быть человѣкомъ? Нѣтъ!" И Грегерсенъ снова смѣялся и былъ веселъ.

Паульсбергъ, сидѣвшій долго молча, и сознавшій свою несправедливость по отношенію къ своему другу, котораго онъ упрекнулъ политикой "Новостей", тоже теперь смѣялся и былъ доволенъ, что Грегерсенъ такъ веселится. Онъ чокнулся съ нимъ, — у него опять къ нему просьба; онъ былъ далекъ отъ желанія поссориться съ Грегерсеномъ. Нѣкоторое время спустя онъ опять чокнулся съ нимъ и сказалъ:

"Чортъ возьми, ты вѣдь понимаешь, что когда я ругалъ "Новости", я не имѣлъ въ виду тебя, тебя лично".

И Грегерсенъ, который былъ теперь пьянъ и очень любезенъ, все прекрасно понималъ; онъ ударилъ Паульсберга по плечу и говорилъ ему: "дорогой другъ, дорогой другъ. За кого ты меня считаешь, за олуха?"

— Нѣтъ, Паульсбергъ, видитъ Богъ, не считалъ его за олуха. Тутъ же онъ отвелъ Грегерсена въ сторону и сказалъ ему:

"Послушай, старый другъ, недавно въ одной нѣмецкой газетѣ былъ похвальный отзывъ о моемъ "Прощеніи грѣховъ", не можешь ли ты попробовать какъ-нибудь втиснутъ это въ "Новости". Ты этимъ оказалъ бы мнѣ большую услугу, — я пришлю тебѣ это въ переводѣ. Вѣдь это же можетъ представлять для людей интересъ, что вотъ одинъ изъ нашихъ писателей начинаетъ пользоваться успѣхомъ за границей".

Грегерсенъ пообѣщалъ сдѣлать все возможное. Во всякомъ случаѣ недостатка въ его доброй волѣ не будетъ. Разумѣется, отзывъ этотъ долженъ бытъ упомянуть.

Они снова вернулись на свои мѣста, но Мильде, насторожившій уши, слышалъ, о чемъ говорили оба друга; онъ былъ увѣренъ въ томъ, что онъ не ослышался: Паульсбергъ непремѣнно хотѣлъ имѣть отзывъ въ "Новостяхъ".

Теперь Паульсбергъ устроилъ свое дѣло и хотѣлъ итти домой. Но Мильде упрямился и протестовалъ. Теперь уходитъ? Вотъ те на, нѣтъ, это не совсѣмъ хорошо.

Паульсбергъ снисходительно улыбнулся:

"Мильде, ты все еще не достаточно знаешь меня", сказалъ онъ. "Разъ я сказалъ что-нибудь, то я такъ и поступаю".

Это Мильде долженъ былъ знать, но все-таки онъ попробовалъ еще разъ удержать Паульсберга. Ничего не помогло; у него нѣтъ времени, у него масса дѣлъ; теперь еще нѣсколько газетъ хотятъ имѣть его статьи, онъ заваленъ работой.

Паульсбергъ съ женой удалились, но при выходѣ они встрѣтили въ дверяхъ трехъ человѣкъ; тогда они снова вернулись къ столику, чтобы поздороваться со старыми знакомыми: эти трое были Гранде, Норемъ, а съ ними пришелъ и Гольдевинъ.

Но фру Гранде не было съ ними, фру Гранде никогда не бывала съ ними.

Гольдевинъ говорилъ что-то обоимъ; онъ продолжалъ разговоръ, еще начатый на улицѣ, онъ поклонился всей компаніи кивкомъ головы и прежде, чѣмъ остановиться, высказалъ, что ему хотѣлось. Адвокатъ этотъ, — замѣчательное ничтожество, который самъ не могъ ничего сдѣлать или сказать что-нибудь путное, испытывалъ удовольствіе въ томъ, что заставлялъ говорить этого дикаря изъ деревни. Онъ кивалъ головой, слушалъ, спрашивалъ, противорѣчилъ только для того, чтобъ слушать, что тотъ отвѣтитъ. Теперь онъ встрѣтилъ Гольдевина на улицѣ Транесъ и началъ съ нимъ разговоръ. Гольдевинъ разсказалъ ему, что онъ скоро уѣдетъ, до всей вѣроятности, уже завтра съ вечернимъ поѣздомъ. Онъ опять ѣдетъ въ Торахусъ; онъ ѣдетъ между прочимъ туда только для того, чтобы отказаться отъ своего учительскаго мѣста, онъ получилъ теперь мѣсто на сѣверѣ, хочетъ попробовать. — Но если онъ, такъ сказать, на отлетѣ, то нужно же имъ осушить стаканчикъ, сказалъ адвокатъ. Такимъ образомъ онъ увлекъ съ собой Гольдевина. А передъ Грандомъ они встрѣтились съ Норемъ.

Гольдевинъ также говорилъ о Стортингѣ и о текущихъ дѣлахъ; онъ опять обвинялъ молодежь въ томъ, что она не тронулась съ мѣста и ни слова не сказала по поводу всѣхъ послѣднихъ глупостей. Боже мой, и какая теперь молодежь, просто вырожденіе какое-то!

"Онъ опять плохо настроенъ до отношенію къ намъ, какъ я вижу", сказалъ тихо Мильде.

А Паульсбергъ осушилъ стаканъ и возразилъ, смѣясь: