Кнут Гамсун - Новая земля (Новь)

Агата была растрогана. Какъ красиво это было; красиво и грустно. И она была выведена. И все? Нѣтъ, это такъ грустно. Но должно же бытъ дано при этомъ какое-нибудь разъясненіе; вѣдь любовь такая сильная не растетъ на деревьяхъ.

"Но вѣдь есть же такая любовь?

"Да, можетъ быть, она существуетъ гдѣ-нибудь на островахъ блаженныхъ…" при этомъ словѣ въ немъ проснулся поэтъ: островъ блаженныхъ, и онъ продолжалъ: "и это мѣсто называется вечерней рощей, тамъ было все зелено и тихо, когда они туда пришли. Мужчина и женщина одинаковаго возраста, она блондинка, — свѣтлая, сіяющая, какъ бѣлое крыло; около нея онъ казался темнымъ. Двое, загипнотизировавшихъ другъ друга, двѣ души: пристально, улыбаясь, глядѣвшіе другъ на друга, они, молча улыбаясь, ласкались, и, улыбаясь, обнимались".

"И голубыя горы смотрѣли на нихъ…"

Вдругъ онъ остановился.

"Простите меня! Я дѣлаюсь смѣшнымъ. Сядемте на скамейку".

И они сѣли. Солнце заходило, заходило все ниже. Въ городѣ пробили башенные часы. Иргенсъ продолжалъ говорить горячо и мечтательно. Лѣтомъ, можетъ быть, онъ уѣдетъ въ деревню, будетъ лежать передъ хижиной на берегу моря, а ночью будетъ кататься на лодкѣ, Представьте себѣ, на лодкѣ въ совершенно тихую ночь. Но вотъ теперь у него такое чувство, какъ будто Агата безпокоится по поводу времени, и, чтобы удержать ее онъ сказалъ:

"Не думайте, фрекэнъ Линумъ, что я постоянно говорю о голубыхъ горахъ. Но это, правда, ваша вина, что я теперь это говорю, да, вы виноваты въ этомъ. Вы какъ-то особенно вліяете на меня, точно увлекаете меня, когда вы около. Я знаю, что говорю. Это чистота и свѣтъ въ вашемъ лицѣ, и когда вы наклоняете вашу голову немного на бокъ, тогда… Я смотрю на васъ съ эстетической точки зрѣнія, понимаете".

Агата быстро на него взглянула при этихъ словахъ, вотъ, почему онъ прибавилъ, что онъ эстетически смотритъ на нее. Она, можетъ быть, не поняла — ей было не ясно, почему онъ сдѣлалъ это замѣчаніе, и она собиралась что-то сказать, когда онъ снова заговорилъ, смѣясь:

"Я надѣюсь, что не очень вамъ надоѣлъ своей болтовней; если да, то я сегодня же отправлюсь въ гавань и утоплюсь. Да, вы смѣетесь, но… Впрочемъ, я хочу вамъ сказать, что къ вамъ очень идетъ, когда вы сердитесь; я очень хорошо видѣлъ вашъ быстрый взглядъ. И если мнѣ разрѣшено выразиться еще разъ поэтически, то я скажу, что вы одно время имѣли видъ дикой, нѣжной серны, поднимающей головку — она что-то почуяла въ воздухѣ".

"Но теперь я вамъ кое-что скажу", возразила она, поднимаясь. "Который часъ? Я нахожу, что вы очень занятно говорите, но теперь намъ нужно итти. Если я виновата въ томъ, что вы такъ много болтали, то, вѣроятно, уже вы виноваты въ томъ, что я васъ слушала и совсѣмъ забыла о времени".

Они поспѣшно оставили паркъ и сошли съ дворцоваго холма.

Когда она хотѣла войти въ музей скульптуры, онъ сказалъ, что сегодня, пожалуй, не будетъ для осмотра времени, это можно отложить до другого дня. Что она объ этомъ думаетъ?

Она остановилась и задумалась на нѣкоторое время. Потомъ начала смѣяться и сказала:

"Да, но вѣдь мы должны туда пойти; мы должны вѣдь тамъ быть. Нѣтъ, я просто начинаю грѣшить".

И они снова пошли дальше.

То, что она осталась съ нимъ, чтобъ загладить свой проступокъ, и что у нихъ обоихъ была какая-то тайна, все это втайнѣ обрадовало его. Онъ опять что-то хотѣлъ сказать, занять ее, но ей уже это больше не было интересно. Она больше его не слушала, а все спѣшила, чтобы музей не былъ запертъ до ихъ прихода. Она быстро взбѣжала по лѣстницѣ, пробѣжала мимо шедшихъ навстрѣчу людей, быстро бросала взгляды направо и налѣво, ей хотѣлось видѣть самыя выдающіяся произведенія, она крикнула: "Гдѣ группа Лаокоона? — Скорѣе. Я хочу ее видѣть". И она побѣжала отыскивать группу Лаокоона. Оказалось, впрочемъ, что у нихъ было еще добрыхъ десять минуть, которыя они могли провести болѣе спокойно.

Одну минутку ей показалось, что она чувствуетъ на себѣ мрачный взглядъ Гольдевина изъ-за угла; но какъ только она сдѣлала шагъ впередъ, чтобъ убѣдиться въ этомъ, глаза тотчасъ же исчезли, и она больше объ этомъ не вспоминала.

"Жалко, что у насъ нѣтъ больше времени", говорила она нѣсколько разъ и останавливалась то передъ одной, то передъ другой фигурой.

Пока они обѣжали первый этажъ, время уже прошло и имъ пришлось уходитъ. На обратномъ пути она опять говорила съ Иргенсомъ и казалась такой же довольной, какъ и прежде; у подъѣзда она протянула ему руку и сказала: спасибо, два раза спасибо! Онъ просилъ прощенья, что они не могли, какъ слѣдуетъ, осмотрѣть музея. Она кротко ему улыбнулась и спросила, какъ онъ можетъ такъ говорить, вѣдь онъ такъ хорошо занималъ ее, такъ хорошо! Но, несмотря на это, она все-таки морщила лобъ немного.