Рюрик Ивнев - Юность

Несмотря на растерянность и страх, Боря не мог не улыбнуться глядя на любезно улыбающееся лицо студента.

— Вот видите. Вы уже улыбаетесь. Это хорошо. А сейчас и танцевать согласитесь.

— Нет, танцевать, право не могу.

— Ну, хорошо, тогда разрешите предложить вам руку и пройдемтесь.

Боре ничего другого не оставалось сделать, как взять предложенную руку и пойти. Проталкиваясь сквозь толпу, поднимаясь по бесчисленным лестницам, они иногда соприкасались близко, близко и Боря чувствовал горячее дыхание спутника на своем лице. Он смотрел на эти глаза, на этот красивый чувственный рот и испытывал острое наслаждение, когда губы были близко от его лица и глаза приятно обжигали тело.

— Хотите закусить? Выпить лимонаду?

— Нет, не хочется.

— Нет, нет, пойдемте наверх. Там есть такой дивный уголок, вроде грота. — Владимир Александрович крепко сжал Борину руку и повел за собой.

Боря чувствовал, что не может сопротивляться, и бессознательно боялся красиво-наглого лица Владимира Александровича и его порывности, грубости.

— Вы давно в Петербурге?

— Я? Нет, не особенно. Я приехал… я приехала недавно. Я была в деревне, у дяди гостила. — Боря говорил не своим голосом, каким-то особенно надтреснутым, в котором слышались ноты волнения и непривычности.

В полутемной гостиной было пусто, почти все танцевали внизу. Вдруг Боря почувствовал прикосновение горячих губ к своим губам. Было жутко и странно. Боря не отрывал своих губ, и приятная теплота разливалась по всему телу. Владимир Александрович шептал прерывающимся голосом:

— Дорогая моя, милая, я с первого взгляда влюбился в тебя, ты мне так понравилась. Ты мне? Да? Ну, говори. — Он обнимал Борину талию, сжимал сильными твердыми руками его тело и весь был яркий и горячий.

Борино лицо, скрылось под шелковым шарфом. И стало как-то легче, лучше.

— Нет, нет, я не могу.

— Зачем меня мучаешь? — глаза Владимира Александровича были злые и алчные.

— Милый, я люблю тебя, ты мне нравишься, но пойми, что я…

Владимир Александрович не дал договорить. Больно-больно сжал руку.

— Что? Муж? Дети? И еще какая-нибудь белиберда в этом духе? Да? Ну, а может, деньги нужны?

— Как вам не стыдно?

— Черт вас разберет. Чего же ты разжигала, целовала меня? Ведь я не мальчишка.

— Тише, могут услышать. Боже, за что мучаешь? Да дайте же дорогу, я не могу так.

— Поедемте ужинать.

— Не могу.

— Прошу Вас, едем.

— Нет, нет, не сердитесь, но в другой раз. Поймите, что сегодня… — Боря наклонился к уху Владимира Александровича и прошептал несколько слов…

— Честное слово?

— Ну, конечно, буду я врать!

Боря всю ночь не спал. В комнате был страшный беспорядок. Розовое платье, шарф, ботинки, белье, все валялось, где попало. Лампа не была зажжена. Лампадка горела довольно ярко. В голове пусто, холодно. Хочется молиться, но нет сил. Какие-то отрывки мыслей, фраз, вырисовываются сквозь туман. И лицо Алеши Траферетова, и строгие зовущие глаза Владимира Александровича. Боря прячет голову в подушку и тихо плачет. Вспоминаются слова из Алешиного письма: «Положение загнанного беззаконного существа, которого всякий может припугнуть, оскорбить». Что бы сделал Владимир, если бы узнал? Боре было жутко, даже представить себе разгневанное лицо, с налитыми кровью глазами, теми глазами, которые иногда смотрят так ласково, нежно. Боже мой! Как все это ужасно! Хочется мучительно, до боли, положить голову на колени Владимира и заплакать облегченно и легко. Завтра назначено свидание, но пойти невозможно, хотя хочется увидеть эти глаза, рот, руки. Пойти невозможно. Нет, нет, невозможно.

Наверху было душно, пыльно, накурено. Сквозь табачный дым точно плыли столики, откупоривались бутылки, звенели вилки ножи, юные лица раскрасневшиеся, возбужденные, женщины с вызывающими улыбками.

— Это столовая?

— Да. И обыкновенный коридор.

— Обыкновенный?

— В учебное время.

— Ах, да в учебное. А у нас…

Пауза.

— У вас?

— Нет, ничего, я так устала.

— Хотите отдохнуть?

— Сядемте здесь. — Боря указал на только что освободившейся столик. Освободили его молодая дама в коричневом платье и офицер.

— Я не хочу больше, душно, уедем Пьер.

— Хорошо, ты уезжай, а я останусь.

— Спутник Бори улыбнулся.

— Почему вы улыбаетесь. Вы знаете их?

— И да, и нет.

— Я не люблю таких уклончивых ответов.

— Ого, вы уже предъявляете требования. Это уже хорошо.

— Какая самонадеянность.