Карл Гуцков - Уриель Акоста

Ах, если б мне увидеть эту месть,
То мщенье, о котором я взываю,
И к аду, и к судьбе, и к небесам!
Ведь от того, кого мы любим крепко,
И месть сладка!

За что же мстить он может?
За спесь Бен-Иохаи, толстосуму?
Иль дочери за жертву для отца?
Иль за три дня борьбы ужасной с долгом?
Люблю тебя я за поступок твой,
Рожденный детской чистотою сердца.
Ты дочь моей сестры! И ты должна
Спасти отца от гибели и горя.

Когда скончалась мать моя, скажите,
Как вел себя, что делал мой отец?

Оставь, Юдифь! Что было — то прошло.

Как он потерю эту перенес?

Твоя родная мать — Инес де-Сильва!
И в честь ее здесь памятник стоит.

Одеты мрамором — молчат страданья!
Еще скажите: брат мой старший Перэс,
Давным-давно умерший в раннем детстве…

Ну, что ты все о прошлом говоришь!
Чем для Манассе был твой брат умерший,
Прочти вон там (указывая в сад) на мраморной колонне.

Прощайте же, де-Сильва!

Что с тобой?
Ты изменилась… побледнела… спазма
Сжимает грудь твою. (Кричит.) Воды скорей!
О, всемогущий! Что с тобой?

Прошло.

Венчанье ваше нужно отложить!
Тебя покинут силы.

Вот сюда!
(Смотрит пристально на поставленную воду, затем:)
Де-Сильва, руку! К алтарю ведите!

Давным-давно я с вами не ходил
В прекрасный этот парк… А здесь сегодня
Какое-то большое торжество.

Она! В венчальном платье! Тот же рабби,
Кем проклят я, благословит ее.
О, если бы вмешаться мне и руку,
Что проклята, поднять над алтарем!
Нет гнева на нее; она свершила,
Все то, что некогда свершил я сам.
Я Иохаи звал на поединок,
Но жалкий трус перчатку возвратил:
Ведь мы — не португальские гидальго —
Гласил его насмешливый ответ.

Мне говорила мама, что для вас
Опаснее других вот это место.
Вы избегать его должны, а мы
Как раз сюда и забрели, мечтая.

Ведь мы не португальские гидальго!
О, нет! Душепродавцы мы! Плуты!
Червонцами набитые кули!

Когда с собой вы, дядя, говорите,
То верно думаете в этот миг?
Давайте с вами заключим союз.
Вы спросите, а я отвечу вам. (Смеется.)
Я мастер отвечать! Но не хватает
Вопросов мне, другим — наоборот!

Не размышляй, дитя! Спи, как цветок,
Что расцветает в красоте беспечной
Без мыслей о создателе своем.
Пускай твой дух волнуется, как море,
Стремится вдаль от шумных берегов
В свободные и гордые просторы,
Где нет вопросов палачей-людей:
Кто ты — еврей, христианин иль турок,
Ты нидерландец или португалец,
Народу верен ты иль королю,
Народовластию или тирану?
Будь глух, дитя, к таким вопросам! Пусть
Ответ на них в твоей груди таится.

Сюда идут. Могу ли взять цветы
Для матери?

Брось лучше их, Спиноза!
Они увяли. А тебе пора
Итти домой!

Спустилась ночь. Иди, мой сын! Привет
Всем передай.

На праздник остаетесь?

Быть может… Да хранит тебя господь!
Иди! А я потом приду.

Цветы
Я брошу здесь. Они уже завяли.
А знаете, как различаю я,
Цветы, что на стебле и что увяли?
Те — верно — мысли, эти же — понятья!
В тех — мысль творца, в них мыслит он, а здесь —
Лишь представление людей о вещи.
И разница ведь только в аромате,
Да в свежести их красок, в бытии;
Вот и творца я называю жизнью
И бытием. Увядшие цветы
Ведь даже не цветы: одно понятье
Еще имеет ценность в них, а так
Они — ничто, пускай умрут спокойно.