Манассе
Но, что с тобою? Что, дитя, случилось?
Ты чувствуешь себя…
Юдифь
Манассе
О, помогите ж ей! Скорее! Боже!
Что? Холодна?
Де-Сильва
Как мрамор ваш! Богач,
Ты нищим стал, утратив дочь…
Манассе
Уриель (про себя)
Вот яд из вянущих моих цветов!
Входят Иохаии Сантосв сопровождении остальных гостей.
Иохаи
Итак, за ужин! Начинайте праздник!
Прошу друзья! Как? Что? Юдифь?
Уриель
Смотри сюда, барышник и жених,
На векселя выменивавший сердце,
В день платежа обманутый! Смотри!
Ну, подойди, попри меня пятою.
Вот здесь… хоть раз… пред этим алтарем!
(Опускается к ногам Юдифи.)
Иохаи (уничтоженный, про себя)
Манассе (Де-Сильве)
Де-Сильва
Мое искусство здесь бесплодно! Поздно!
Как ты поверить мог, что та душа,
Которую ты пестовал так нежно,
Могла не знать, что значит долг любви?
Отец спасен, но только так… смотри!
(Снимает брачный венок с головы.)
Юдифь (к Акосте)
Ах, мир иной я видела в мечтах,
Манила жизнь надеждою прекрасной…
Цвела одна недолгая весна,
И аромат цветов едва повеял,
Но так пленительно, мой милый друг,
Что даже в смертный час он наполняет
Меня блаженством! Что ж, прощай, отец!
Забудь скорей любви высокой жертву!
(Протягивает венок Акосте.)
Возьми, избранник мой, венок… он твой!
(Умирает.)
Уриель
(плача, прижимает венок к губам, вкладывает его в руку Юдифи, затем встает)
Манассе! Саркофаги и колонны
Вы любите, и скульптора рука
Вам утешенье, верно, принесет,
Когда вот здесь, в тени плакучих ив,
Вы похороните свое дитя, Манассе!
Позвольте же и мне найти покой
Вблизи нее. Мне не найти могилы
Ни у евреев, ни у христиан!
Я тот, кто умирает при дороге.
Однажды — я надеюсь, — кто-нибудь
Увидя мой могильный камень, окажет:
«Лежит здесь прах уставшего скитальца,
За истиной в обетованный край
Он долго брел и не нашел ее.
Но в смертный час, пред взором помутневшим
Вдруг розовое облако любви
Проплыло и растаяло».
(Указывает на Юдифь.)
Смотрите,
На что способна верная любовь!
Весь этот мир ошибок и сомнений,
Преследований глупых и безумств
Оставлю я! Так громоздите камни
На сердце тех, кто так же, как и я,
Желает видеть божий лик и прямо
Ему в глаза дерзает заглянуть,
Не требуя предстательства раввинов.
Свой груз влачить я дальше не могу.
Из солнцезарной глубины столетий
Прийдет тот час, когда на языке
Не римлян, не евреев и не греков,
А истины свободной — возгласят:
«Был тесен мир для поприща его
Для пламени такого воздух душен…
Он этот мир покинуть должен был!»
Вы победили, и штандарт победы
Пусть водрузится здесь невдалеке!
То место — тень плакучих ив, Манассе,
Мой гений, ты пойдешь за ней! А вы
Останьтесь здесь. Я покажу вам место
Где вам дана победа, — мне — покой!
Уходит, через несколько секунд раздается выстрел.
Общее замешательство.
Сантос
(появляясь с той стороны, куда ушел Уриель)
Две жертвы пали, — вера побеждает!
Сильва
Не будем лучше, Сантос, нарушать,
Торжественности страшного мгновенья!
Здесь жертвы веры, что презреть смогла
Наш мир земной. Послушайте, де-Сантос,
Не нам судьею быть — убийцы мы!
Провозглашать идите же скорее
Смирение и кротость и любовь!
Теряют блеск старинные святыни.
О вере вы привыкли толковать…
Но что такое истинная вера?
Мы искренно уверовать должны
Во что хотим мы верить. Побеждает
Не то, что носим мы в своей душе,
А только то, как это в ней мы носим.
Занавес
Среди многочисленных произведений Карла Гудкова трагедия «Уриель Акоста» является почти единственным, пережившим автора: в то время как десятки его романов, драм, комедий и критических работ давным-давно забыты, «Уриель Акоста» и поныне переиздается, читается и ставится на сцене. Это в значительной степени объясняется темой трагедии; но и в художественном отношении эта вещь весьма ценна, представляя собой лучшее в драматургии не только Гуцкова, но и всей «Молодой Германии».
Читать дальше