Иво Андрич - Собрание сочинений. Т.1. Рассказы и повести

По дороге, как по натянутому канату, скользила легкая коляска, запряженная парой белых коней. На облучке сидел кучер в красной феске, а в коляске — две или три женщины в белых платьях. Мелькали, вспыхивая и угасая, яркие пятна зонтиков, шляпок, кружев и шарфов. Блеснет на солнце, вздувшись, шарф и вмиг исчезнет, словно унесенный ветром, и вновь взовьется, как бы дразня своим недолгим появлением и бесконечно продолжая игру. На отдельных участках зеленые верхушки ракит полностью скрывали дорогу, и тогда казалось, будто повозка погрузилась в зеленое море выше колес с конями вместе и поплыла, так что над зелеными волнами виднелись теперь лишь конские головы, сидящий сбоку кучер и женщины в переливающихся светлых нарядах, манящие издали взгляд, точно пестрые бабочки.

Дрожа и лязгая зубами от усталости, голода и какого-то внутреннего озноба, Марко не отрывал взгляда от этого видения, покуда коляска, выплыв из зелени, не затерялась среди первых городских домов.

Когда коляска скрылась из вида, он вздрогнул, точно бы пробуждаясь после сна, и только тогда заметил рядом с собой одного из своих друзей; тот дразнил его, копируя лязганье зубами и дрожь: «б-р-р, б-р-р, б-р-р», хотя и сам трясся от холода — губы у него посинели, а глаза замутились от беспрерывного ныряния. Остальные ребята, выбрав гладкий пятачок на каменистом берегу, скакали с ноги на ногу, точно в ритуальном танце черного племени.

Гоняться за солнцем не имело больше смысла. Уже и ракиты были окутаны тенью, наступавшей и ползшей вверх по круче воздушным паводком. Но и обратный путь нисколько их не манил. Тело содрогалось и ныло от усталости, холодная вода отвращала, да и родной берег, где оставалась их одежда и где они жили, не мог привлечь купальщиков чем-то новым и соблазнительным.

Спасаясь от своего насмешливого друга, Марко устроился в стороне от ребят, над водой, где он отыскал гладкую плешь с пядь величиной, на которую и опустился. Упершись локтями в колени, он закрыл лицо ладонями.

О, эти предвечерние часы и беспокойные, мучительные, неблагодарные годы первых юношеских терзаний и сомнений! В голове теснились беспорядочные мысли вперемежку с воспоминаниями детства и предчувствием туманного и загадочного будущего. Расплывчатые и тревожные мысли эти все равно были приятны хотя бы уже тем, что отдаляли миг соприкосновения со студеной водой и возвращения на тот, другой, унылый берег.

Да, тот песчаный берег, частично безлесый, частично поросший густыми зарослями ракитника, был издавна берегом его желаний и голода. С четырехлетнего возраста начал он играть на том берегу, рыться в песке и плескаться в воде, и с тех самых пор каждое его движение, каждый его взгляд сопровождало желание, желание, чтобы хоть что-нибудь произошло, чтобы нарушилось однообразие окаменевшей размеренности времен года и людских обычаев, что заставило бы изумиться, ослепило прелестью и новизной. С годами желания еще сильнее и настойчивее преследовали его, хотя сам предмет их менялся, однако ни одно его желание не исполнилось, разве что в мечтах да в сказках; лишь боль разочарования оставляли они о себе. Да, всякими россказнями обольщаются и тешатся его родные и все прочие обитатели того левого берега бедняков. А он давно уже знает истинную их цену. Совсем еще маленьким услышал он от бабушки первые сказки. Он обещал, что угомонится и будет спать, а бабушка обещала рассказать одну чудесную историю. И что же это была за история? Нет, взрослые явно рассказывали не для детей, а для себя. Марко давно уже утвердился в этой мысли, но, кажется, стал догадываться об этом еще тогда.

Бабушка рассказывала.

Где-то тут по соседству после смерти одного ковровщика осталась вдова — в доме шаром покати и целый выводок детишек. Вот подходит рождество, а у нее ни скоромного, ни сладкого, детишки не одеты, не обуты. В сочельник вдова ударилась в слезы, жалуясь богу на свою судьбину. И взяла она в долг грошей ровно столько, сколько надо было, чтобы купить дунайского лосося. Распорола она рыбу, глядь — золотой перстень с драгоценным камнем алмазом, отнесла его вдова на базар, продала, разжилась деньгами, так что и на рождество всего у них было вдоволь, и еще потом надолго хватило. Вот что значит божий перст, заключала бабка.

История возымела обратное действие. Утомленная рассказом бабушка клевала носом, мальчик же, возбужденный удивительными картинами — слезы вдовы, рыба, сверкающее кольцо, — совсем разгулялся и принялся тормошить старуху, выпытывая у нее мельчайшие подробности этого необыкновенного происшествия.