На живом скелете, оставшемся от прежней Лолы, сохранились лишь ее огромные глаза, да и те без искр и былого сияния, это были темные провалы, и сквозь них госпожа Калина взирала на окружающий мир то злым, то печальным взглядом бывшей красавицы, которая не может ни забыть то, что было, ни раз и навсегда примириться с тем, что есть.
Странный, а порой страшный был этот взгляд; испытующе, с надеждой, мольбой и страхом устремленный в глаза собеседника, он проверял впечатление, которое производит ее лицо. Когда она забудется порой и на мгновение снова становится красавицей Лолой, взгляд ее скользит безмятежно, триумфально, уверенный в прелестях женщины, которой принадлежит. Но это продолжается недолго, и, омраченный внезапной тревогой, он снова с сомнением впивается в чужие глаза, отыскивая в них подтверждение того, что еще не все потеряно, а потом погасает, прикрытый темными веками, точно траурной вуалью. Да, все миновало, сколь бы это ни выглядело невозможным и невероятным, красота, здоровье, уверенность и свежесть бесследно исчезли. И самое ужасное, эти печальные приметы былого вызывали у всех сожаление и отвращение.
После всех событий Калина получил повышение по службе и назначение на австрийско-сербскую границу, в далекий и неведомый Вышеград.
Таким-то образом чопорная и благопристойная супружеская чета, а на самом деле двое потерпевших крушение, высохших и озлобленных людей, появились в городке и поселились в красивом белом доме финансового инспектора с ухоженным цветником и большим садом. Они привезли с собой двоих детей, мальчика четырех лет и девочку, которой только что исполнился год. Мальчика, едва он достиг школьного возраста, отправили в Чехию к родне, а позднее записали в кадетское училище. Из-за отцовской авантюры в дни его молодости этот шаг дался нелегко, однако в конце концов удалось добиться желаемого, что для инспектора Калины означало первый и последний успех на его жизненном пути. Молодой человек приезжал в Вышеград только на каникулы. Долговязый, худой и черноволосый юноша был вылитая копия отца. Он говорил исключительно по-немецки и держался особняком, ибо в городе не нашлось ни одного молодого человека, который мог бы соответствовать его воспитанию и будущему положению в обществе.
Австрийских офицеров отличает специфическая, освященная традицией и закрепленная воспитанием кичливость, проявляемая ими к людям, которые «им не ровня», а такие составляют девяносто процентов их окружения. Они не позволяют себе грубости или откровенного презрения, но проходят мимо них с таким оскорбительным высокомерием, словно тех не существует вовсе, словно речь идет о неодушевленных предметах и бессловесных тварях. Сын инспектора Калины очень рано постиг это искусство. Он носил безупречно сшитый кадетский мундир и имел велосипед и дробовик.
Девочку звали Розой. Она выросла и ходила в школу вместе с вышеградскими детьми. Это было нежное, белокурое и белокожее создание. В отличие от своего брата она полностью сроднилась с местной детворой. Другого мира она не знала. Лишь внешность всегда выделяла ее из среды сверстников, потому что таких светлых волос, таких синих глаз и такой белой, нежным румянцем оттененной кожи у нас не было и не могло быть.
Господское дитя, — ибо инспектор по рангу шел здесь сейчас же вслед за офицерами, — выросло с соседскими детьми, больше водясь с мальчишками, чем с девочками, не сторонясь мальчишеского общества, как наши девчонки, а, напротив того, участвуя в их играх, в их скитаниях по берегу и даже потасовках и драках.
Роза получала нарекания и выговоры и в школе, и дома, но это приносило мало пользы. Не по годам уравновешенная и рассудительная, она на все вокруг смотрела холодным взором своих небесно-голубых глаз и с невозмутимой смелостью лица, пользующегося правом неприкосновенности, обреталась в шайке диких и бесшабашных мальчишек, обезоруживая их своим редким серебристо-лунным смехом. Носила она всегда пестрые и броские платья. Так одевала ее мать. И все лето с моста или с дороги можно было видеть яркое и светлое пятно среди темных фигурок мальчишек, крутившихся на берегу, — это была Роза Калина.
Как-то один мальчик допустил по отношению к Розе грубую выходку, но это случилось первый и последний раз. Была зима, и берег обледенел. Ребята играли перед брошенной бойней на речке Осойнице. Среди них был и Блашко Лекич, рано возмужавший, плечистый и наглый купеческий сын. (Отец его, газда Софрен Лекич, деревенским малым появившийся в городе, начал заурядным мельником, но быстро разбогател, продавая в голодные годы муку по баснословно высоким ценам.) Блашко побился об заклад с друзьями, что он у всех на глазах задерет Розе юбку. Пообещал и сделал. Изумленных мальчишек на миг ослепило нечто невиданное: розовые ноги в белой пене господского женского белья. Захваченная врасплох, девочка почти не сопротивлялась и только вдруг резко побледнела, губы побелели и слились с неестественной белизной лица, а потемневшие глаза засверкали недобрым зеленым блеском. Быстро одернув юбку, она повернулась и пошла вверх по склону к дому.
Читать дальше