Задача романа состоит в том, чтобы, во-первых, вызвать интерес, а во-вторых, направить его на полезные или хотя бы безобидные цели. Счастлив писатель, добившийся, подобно Ричардсону, того и другого, однако вполне удачлив и достоин похвалы тот, кто достиг лишь первого, доставив развлечение читателю! {7}
Теперь, приоткрыв свой замысел, я прошу читателя вернуться к «Замку Отранто» — сочинению, которое, как уже было отмечено, являет собою попытку соединить разнообразные свойства и достоинства старинного рыцарского эпоса и современного романа. Для достижения этой цели необходима известная мера чудесного, чтобы пробудить заинтересованность, некоторое количество картин подлинной жизни, чтобы придать произведению правдоподобие, и определенная доля трогательного, чтобы завладеть сердцем читателя.
Упомянутая нами книга превосходно отвечает двум последним условиям, но в том, что касается чудесного, обнаруживает излишества. Ее начало очень сильно волнует воображение, повествование ведется искусно и продуманно, характеры великолепно очерчены, а поступки персонажей обоснованы, слог отточен и изящен, — и тем не менее, несмотря на все эти бесспорные достоинства произведения, ум быстро пресыщается (хотя и не пресыщается слух), и причина тому очевидна: избыток средств губит эффект, для создания коего эти средства предназначены. Если бы автор удержал повествование хотя бы на грани правдоподобия, необходимый эффект был бы сохранен и при этом нисколько не пострадала бы ни одна из мелких подробностей, призванных вновь и вновь возбуждать читательское любопытство.
Например, мы можем помыслить и допустить явление призрака, мы даже готовы смириться с заколдованным мечом и шлемом, но при всем том необходимо, однако же, держаться в известных пределах вероятного. А тут меч такой величины, что нужна сотня человек, чтобы поднять его; {8}шлем своей тяжестью проламывает настил во дворе замка, образуя проход в сводчатую подземную галерею, достаточно широкий, чтобы по нему мог пробраться человек; {9}портрет выступает из рамы; {10}призрак-скелет является в одеянии отшельника {11}, — словом, когда ваши ожидания достигают наивысшей точки, эти подробности своим явным несоответствием действительности убивают игру воображения и вызывают смех вместо интереса. Я с удивлением и досадою замечала, как развеивается очарование, которое так хотелось сохранить до последней страницы. В сходных чувствах признались мне также некоторые читатели книги, красоты коей столь многочисленны, что мы не в силах смириться с изъянами, желая видеть ее совершенной во всех отношениях.
Размышляя над этой необычной книгой, я пришла к заключению, что в ее духе можно было бы создать произведение, которое избежало бы означенных недостатков и, подобно живописному изображению, гармонично передало предмет.
Однако затем у меня возникло опасение, что со мною произойдет то же, что с иными переводчиками и подражателями Шекспира: форму удастся сохранить, а дух улетучится {12}. И тем не менее я решила предпринять такую попытку, прочла начало в кругу взыскательных друзей, и их одобрение поощрило меня продолжить и завершить сей труд.
По совету тех же друзей я напечатала первое издание книги в провинции {13}, где оно преимущественно и разошлось, так как в Лондон было отправлено лишь несколько экземпляров; и, воодушевленная этим успехом, я решилась предложить публике, столь часто вознаграждающей усилия тех, кто способствует ее развлечению, второе издание.
Книга подверглась переработке и исправлениям, так как прежнее издание содержало слишком много ошибок. К тому же, уступив настойчивым просьбам некоторых друзей, чьи суждения для меня особенно ценны, я согласилась переменить название «Поборник добродетели» на «Старый английский барон» — поскольку именно в этом персонаже многие видят главного героя повести.
С величайшей неохотой я также дала согласие на то, чтобы мое имя было помещено на титульном листе, — и теперь с почтением и робостью отдаю свой труд на беспристрастный суд читателей.
Титульный лист второго издания «Старого английского барона» (1778)
Читать дальше