Кнут Гамсун - Голод (пер. Химона)

Служанка опять подошла ко мнѣ.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — И она нагнулась ко мнѣ.

Я взглянулъ на нее; она говорила очень тихо, робко и потупила взоръ.

— Можетъ-быть, стаканъ пива, или что вы обыкновенно… если хотите….

— Нѣтъ, благодарю васъ! — отвѣчалъ я. — Теперь нѣтъ, я приду въ другой разъ.

Она ушла и сѣла за буфетъ; я видѣлъ только ея голову; удивительная дѣвушка!

Покончивъ съ ѣдой, я направился прямо къ двери; я почувствовалъ себя вдругъ нехорошо. Служанка встала. Я не хотѣлъ подойти къ ней близко, показать свое состояніе дѣвушкѣ, ничего не подозрѣвавшей; я быстро пожелалъ ей покойной ночи, кивнулъ головой и вышелъ.

Пища начинала дѣйствовать на меня; я ужасно страдалъ и не могъ ее надолго удержать. Въ каждомъ темномъ углу по дорогѣ я извергалъ ее, тщетно борясь съ болями, я сжималъ кулаки, топалъ ногами, стараясь проглатывать куски, непринимаемые организмомъ, но все тщетно! Я забѣжалъ въ темныя ворота, нагнулъ голову и, ослѣпленный хлынувшими слезами, принужденъ былъ изрыгнуть весь свой ужинъ.

Я былъ внѣ себя отъ бѣшенства; рыдалъ и проклиналъ невѣдомыя силы, кго бы онѣ ни были, которыя такъ преслѣдовали меня, и призывалъ на нихъ всѣ муки ада за ихъ подлость. Дѣйствительно, нужно сознаться, судьба моя была неблагородна, въ высшей степени неблагородна!.. Я подошелъ къ человѣку, глядѣвшему въ окно магазина, и спросилъ его, не знаетъ ли онъ какого-нибудь средства противъ застарѣлаго голода. Дѣло идетъ о жизни; больной не можетъ переносить бифштекса.

— Я слышалъ, что молоко помогаетъ, — отвѣчаетъ тотъ съ растеряннымъ видомъ;- кипяченое молоко. Для кого вы это спрашиваете?

— Спасибо, спасибо, — сказалъ я. — Это должно-быть очень хорошо, кипяченое молоко…

И съ этими словами я убѣжалъ.

Я зашелъ въ первый попавшійся ресторанъ и спросилъ себѣ кипяченаго молока. Я выпилъ его горячимъ — какъ оно было, жадно глоталъ каждую каплю, заплатилъ и вышелъ. Теперь домой.

Затѣмъ произошло нѣчто странное.

Около моихъ воротъ, у газоваго фонаря, въ яркомъ его свѣтѣ стоитъ фигура, которую я узнаю еще издали — опять дама въ черномъ. Ошибка несмыслима; уже въ четвертый разъ встрѣчаю я ее все на томъ же самомъ мѣстѣ. И стоитъ она неподвижно. Это кажется мнѣ такимъ страннымъ, что я невольно замедляю шаги; мысли мои вполнѣ въ порядкѣ, но я возбужденъ; нервы разстроены послѣ такого ужина. По обыкновенію, я прохожу близко около нея, дохожу почти до двери и собираюсь войти. Тутъ я останавливаюсь. Вдругъ мнѣ кое-что приходитъ въ голову. Не отдавая себѣ отчета, я поворачиваю и иду къ дамѣ, смотрю ей прямо въ лицо и кланяюсь.

— Добрый вечеръ, сударыня!

— Добрый вечеръ.

Ищетъ ли она кого-нибудь? Я уже раньше встрѣчалъ ее на этомъ мѣстѣ: не могу ли я быть ей чѣмъ-нибудь полезенъ. Впрочемъ, заранѣе прошу тысячу извиненій за навязчивость.

Она, право, не знаетъ…

Въ этомъ дворѣ никто не живетъ, кромѣ меня и трехъ четырехъ лошадей; здѣсь находится конюшня и жестяная мастерская. Если она здѣсь ищетъ кого-нибудь, то, вѣроятно, ошиблась адресомъ.

Она отворачивается и говоритъ:

— Я никого не ищу, просто стою здѣсь; такъ мнѣ вздумалось…

Вотъ какъ, это была просто фантазія стоять тутъ нѣсколько вечеровъ сряду. Это однако странно, и я начинаю недоумѣвать насчетъ этой дамы. Я рѣшилъ быть нахальнымъ. Я позвякалъ въ карманѣ деньгами и безъ дальнѣйшихъ разсужденій пригласилъ ее зайти куда-нибудь и выпить стаканъ вина… принимая во вниманіе, что теперь зимнее время… или, можетъ-быть, она этого не хочетъ…

Нѣтъ, благодарю, это не годится. Но если я провожу ее немного, то она… Теперь такъ темно, и она боится возвращаться одна по Карлъ-Іоганнштрассе…

Мы тронулись въ путь; она шла по мою правую сторону. Странное и прекрасное чувство овладѣло мной, сознаніе близости молодой дѣвушки. Всю дорогу я украдкой поглядывалъ на нее. Ароматъ ея волосъ, теплота тѣла, благоуханіе женщины, исходящее отъ нея, ея свѣжее дыханіе при поворотѣ головы, все это захватывало меня, будило во мнѣ чувственность. Я различалъ подъ вуалью полное блѣдноватое лицо и высокую грудь подъ плащомъ. Мысль о всей этой скрытой прелести, которую я угадывалъ подъ вуалью и подъ накидкой, смущала меня, дѣлала меня счастливымъ, безъ всякой разумной причины. Я не могъ долѣе сдерживаться, я коснулся ея рукой; тронулъ ея плечо и засмѣялся. Сердце мое громко стучало.

— Какая вы странная! — сказалъ я.

— А что?

Во-первыхъ, у нея привычка простаивать вечера у конюшни только потому, что это приходитъ ей въ голову…