Кнут Гамсун - Голод (пер. Химона)

Онъ смотритъ на меня и запинается.

— Ну, а какъ дѣла? — спрашиваетъ онъ медленно.

— Противъ ожиданія, хорошо.

— Есть, значитъ, теперь у васъ занятіе?

— Занятіе? — возражаю я удивленно, — я же теперь конторщикъ въ большой торговой фирмѣ Кристи.

— Вотъ какъ! — говоритъ онъ и немного отступаетъ назадъ. — Боже, какъ я вамъ завидую. Смотрите только, чтобъ онъ не оттягалъ какъ-нибудь вашего заработка. До свиданья!

Но онъ тотчасъ же поворачивается и возвращается; онъ указываетъ тросточкой на мой пакетъ и говоритъ:

— Я могу вамъ рекомендовать своего портного; лучшаго, чѣмъ Исаксенъ, вы не найдете. Скажите ему только, что это я васъ къ нему послалъ.

Это было уже черезчуръ. И чего онъ суетъ свой носъ въ мои дѣла. И какое ему дѣло, какого портного я возьму? Я разсвирѣпѣлъ; видъ этого пустого франтоватаго человѣка злилъ меня, и я довольно грубо напомнилъ ему о десяти кронахъ, которыя онъ у меня занялъ! Еще прежде, чѣмъ онъ отвѣтилъ, я уже раскаивался въ томъ, что я напомнилъ ему объ этомъ; я смутился и не могъ смотрѣть ему въ глаза; а когда въ эту самую минуту мимо проходила какая-то дама, я быстро отступилъ назадъ, чтобъ пропустить ее, и воспользовался этимъ обстоятельствомъ, чтобы удалиться.

Гдѣ теперь коротать время? Съ пустыми карманами я не могъ итти въ кафе, и у меня не было такихъ знакомыхъ, къ которымъ я могъ бы отправиться въ такое время дня. Инстинктивно я направился наверхъ въ городъ, употребилъ довольно много времени на дорогу отъ рынка до «Гренце», прочелъ «Вечернюю почту», только что вывѣшенную на столбѣ, прошелся по Карлъ-Іоганнштрассе, потомъ повернулъ обратно къ кладбищу, гдѣ я нашелъ уединенное мѣстечко на холмѣ около часовни. Тамъ въ тиши я сидѣлъ, окутанный сырымъ воздухомъ, дремалъ, мечталъ и мерзъ. А время проходило. Да полно, дѣйствительно ли мой фельетонъ — маленькій шедевръ вдохновеннаго искусства? Богъ знаетъ, нѣтъ ли ошибокъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ… Если на то пошло, вдругъ, ни концѣ концовъ, онъ не будетъ принятъ, просто-напросто будетъ забракованъ. Можетъ-быть, онъ очень посредственный или даже въ большее отчаяніе: я былъ такъ увѣренъ, что мой фельетонъ не лежитъ сейчасъ въ корзинѣ съ бумагами… Увѣренность моя была поколеблена, я вскочилъ и побѣжалъ съ кладбища.

Внизу въ Акерладенѣ я заглянулъ въ окно одного магазина и увидѣлъ, что было лишь немного позже двѣнадцати. Это привело меня еще въ большое отчаяніе: я былъ такъ увѣренъ, что теперь далеко за полдень, а до 4-хъ часовъ было бы совершенно безцѣльно искать редактора. Судьба моего фельетона наполнила меня мрачными предчувствіями; чѣмъ больше я объ этомъ думалъ, тѣмъ невѣроятнѣе казалось мнѣ, что вотъ я, — и какъ вдругъ наптсалъ что-нибудь годное, почти во снѣ. Разумѣется, все это было самообманъ, и я напрасно все утро мечталъ!.. Я быстро прошелъ по Илфольднейну и вышелъ въ открытое поле, потомъ свернулъ въ странные узкіе переулки мимо лѣсопиленъ, забрелъ въ какіе-то огороды и наконецъ вышелъ на дорогу, терявшуюся вдали.

Но здѣсь я остановился и рѣшилъ итти обратно. Я былъ разгоряченъ ходьбой и возвращался назадъ медленно, понуря голову. Я повстрѣчалъ два воза съ сѣномъ; работники лежали плашмя на возахъ и пѣли; оба были безъ шапокъ, у обоихъ были круглыя беззаботныя лица. Я ждалъ, что они заговорятъ со мой, бросятъ мнѣ какое-нибудь замѣчаніе или скажутъ шутку, и, когда я подошелъ, одинъ изъ нихъ окликнулъ меня и спросилъ, что я несу подъ мышкой.

— Одѣяло, — сказалъ я.

— Который теперь часъ? — спросилъ онъ.

— Точно я не знаю, приблизительно три, я думаю. Оба разсмѣялись и проѣхали мимо. Въ эту самую минуту я почувствовалъ боль отъ удара хлыстомъ въ ухо, и шляпа была сорвана съ головы; молодцы не могли пропустить меня мимо, не сыгравъ со мной какой-нибудь шутки. Немного оглушенный, я схватился за голову, отыскалъ свою шляпу и продолжалъ свой путь. Внизу у Сантъ-Хансхаутена я встрѣтилъ человѣка, отъ котораго узналъ, что теперь пятый часъ.

Пятый часъ! Было позже четырехъ! Я зашагалъ, почти побѣжалъ внизъ, въ городъ, повернулъ и поспѣшно пошелъ въ редакцію. Редакторъ, можетъ быть, ужъ былъ и теперь оставилъ бюро. Я то шелъ, то бѣжалъ, спотыкался, натыкался на экипажи, обгонялъ всѣхъ прохожихъ, летѣлъ какъ сумасшедшій, чтобы не опоздать. Я бросился въ дверь, въ четыре прыжка вбѣжалъ по лѣстницѣ и постучался.

Никакого отвѣта.

Онъ ушелъ! Онъ ушелъ, думаю я. Я хватаюсь за ручку двери, — дверь открыта. Я еще разъ стучу я вхожу.

Редакторъ сидитъ у своего стола, повернувшись лицомъ къ окну; въ рукахъ у него перо, — онъ приготовился писать. Замѣтивъ мой глубокій поклонъ, онъ наполовину оборачивается, смотритъ на меня, качаетъ головой и говоритъ: