Роберт Уоррен - Потоп

— Когда что? — тихо спросил Калвин.

— Когда я уехал в школу в Нашвилл и всё это бросил. Вот так вышел из дома и…

— А старый енот ещё там?

— Да, большой старый енот, — сказал Бред. — Довольно уж ветхий, но всё ещё там.

Калвин не сводил с него глаз.

— А знаешь, — произнёс он тихонько, — я как раз собирался сказать, кому я обязан тем, что стал врачом. Я как раз хотел сказать, что обязан этим тебе. И тому старому еноту. Ты знал?

— Нет.

— А помнишь день, когда ты набивал большого старого енота?

— Ну, я же говорю, что енота я помню.

— Я сидел и наблюдал за тем, как ты потрошишь ему череп, придерживая его указательным и большим пальцами левой руки, и выскрёбываешь мозги на ладонь. И я сказал, что буду доктором. Ты на меня посмотрел. Помнишь?

— Нет, — сказал Бред.

— Жаль.

— Не помню, — сказал Бред.

— Если бы ты помнил, мне не надо было бы этого рассказывать.

— Ей-богу, не помню, — сказал Бред.

— Ты вдруг на меня посмотрел, и выражение лица у тебя было какое-то странное. «Доктор, — сказал ты со смешком. — А ну-ка, доктор Фидлер, дай руку». Не задумываясь я протянул тебе руку. А ты быстро-быстро отложил череп и кинул со своей левой руки мозги енота мне на ладонь. Я выбежал. Выбежал — меня рвало. Но ты, конечно, этого не знал.

— Хорошего дружка ты имел, нечего сказать… — кисло произнёс Бред.

— Что ж, это сделало меня врачом, — сказал Калвин Фидлер. — Я тысячу раз об этом вспоминал, когда первый год работал в анатомичке. Но… — Он бросил это «но», как кидают камень в колодец, чтобы по всплеску узнать, глубокий ли он. Внезапно он поднял голову, будто услышал этот всплеск и теперь уже знает то, что ему хотелось знать.

— Что «но»? — спросил Бред.

Калвин повернулся к нему.

— Когда я говорил, что, наверно, всегда знал, кем я стану, я имел в виду не то, что я стану врачом.

— А что?

— А то, что буду собой, — сказал Калвин Фидлер и постучал себя по груди пальцем. — Не смотри на меня так, будто я сумасшедший, — засмеялся он. — Конечно, это тавтология, — каждый становится самим собой. Нет, я хочу сказать, что всегда знал, чем я кончу. — Он пристально посмотрел на Бреда. — Да нет, необязательно тюрьмой. Хотя и это мог бы знать. Просто что-то меня всегда подстерегало. Тёмное, бесформенное. Бывало, я месяцами об этом забывал, но оно было как туча, наливающаяся в небе, хотя видеть эту тучу ты не мог, она была за горой. Словно что-то там стояло, за углом. Сперва, когда я был мальчишкой, я думал, что всё дело в Фидлерсборо. Отец, потеряв дом и всё, что имел, стал наркоманом. Поэтому я и решил, что главное — это уехать из Фидлерсборо. И уехал. Потом мне казалось, что для того, чтобы спастись — от чего бы там ни было, — обмануть его, надо вернуться на исходное место, в Фидлерсборо. Словно тут я затеряюсь. Я затеряюсь в Фидлерсборо потому, что я — Фидлер. Защитная окраска, как у полевой мыши, которая прячется в сухой траве. И тогда то самое в небе, что следит за мной, как коршун, меня не увидит. Вот я и приехал в Фидлерсборо. И… — Он замолчал, не сводя глаз с Бреда.

— И что? — спросил Бред.

Калвин помотал головой, словно отмахиваясь от того, что, казалось, он видит.

— Сидишь в таком месте, как это, и думаешь о прошлом, потому что будущего нет.

— Ты не это хотел сказать, — возразил Бред. — Такую фразу начинают не с «и». И не таким тоном.

— Ладно. Начну снова с «и». Я вернулся в Фидлерсборо. И ты тоже был здесь.

— Ну да, я был здесь!.. — запальчиво начал Бред.

— Да, — мягко подтвердил Калвин Фидлер, — ты всегда был тут как тут. Ты приехал учиться в Нашвилл и занял моё место в футбольной команде; приехал в Дартхерст и там занял моё место в команде, потом ты…

— Но это же была команда первокурсников, — перебил его Бред, — в Дартхерсте. Чёрт возьми, я же был слишком слаб для университетской!

— Ты и не стал играть за университет. Как только ты меня выбил, футбол вообще перестал тебя интересовать.

— Господи! — тихо, чуть ли не с восторгом изумился Бред. — Ты же меня ненавидишь!

Калвин сел. Он внезапно опустился на стул и уставился в пол. А потом поднял голову.

— Нет. Я, может, иногда и старался тебя возненавидеть, но не мог. Ведь ты имел полное право играть в футбол. — Он тяжело задумался. Не глядя признался: — Однажды мне показалось, что я могу тебя возненавидеть.

— Когда? — спросил Бред. Он понимал, что ему надо это знать.

— В Дартхерсте, когда ты отпускал свои шуточки насчёт Фидлерсборо. Хвастал, что твой отец обдирал шкуры с ондатр. Звал меня мистер Фидлер из Фидлерсборо…