Эрнест Хемингуэй - Вешние воды

— Скриппс, — сказала она.

— Ну, что еще? — Скриппс в раздражении повернулся к ней. Возможно, ему было ее и жалко, он сам не знал.

— Можно мне взять птицу, Скриппс? — Голос Даяны дрогнул.

— Разумеется, — сказал Скриппс. — Почему бы нет?

Даяна подняла клетку. Птица спала, стоя на одной ноге, как в тот вечер, когда они познакомились. Как кто-то там. Ах да, как старая скопа. Старая, старая скопа из ее родного Озерного края. Она тесно прижала к себе клетку.

— Спасибо, Скриппс, — сказала она. — Спасибо тебе за эту птицу. — Ее голос снова дрогнул. — А теперь мне нужно идти.

Тихо, молча, стянув на груди шаль, прижимая к себе клетку со спящей птицей и экземпляр «Меркьюри», лишь однажды оглянувшись, чтобы в последний раз взглянуть на того, кто когда-то был ее Скриппсом, она открыла дверь и вышла в ночь. Скриппс даже головы не повернул. Он был весь сосредоточен на том, что рассказывала Мэнди. А Мэнди снова говорила.

— Эта птица, которую она только что унесла... — говорила Мэнди.

— А она что, унесла птицу? — спросил Скриппс. — Не отвлекайся.

— Ты когда-то интересовался, что это за птица, — продолжала Мэнди.

— Интересовался, — согласился Скриппс.

— Так вот, это напомнило мне историю про Госса [98] Госс, сэр Эдмунд Уильям (1849—1928) — английский поэт и писатель, автор ряда литературных биографий. и маркиза Буке, — продолжала Мэнди.

— Расскажи, Мэнди. Расскажи ее, — нетерпеливо попросил Скриппс.

— Мой большой друг, Форд, о котором я тебе уже рассказывала, во время войны оказался в замке маркиза. Его полк был расквартирован неподалеку, и маркиз, один из самых богатых, если не самый богатый человек в Англии, служил в полку Форда рядовым. Однажды вечером Форд сидел в его библиотеке. Это было невероятное место. Стены там были сложены из золотых слитков, облицованных изразцами или чем-то в этом роде. Я уже точно не помню.

— Не важно, продолжай, — поторопил ее Скриппс.

— Так вот, в центре стены, в стеклянном шкафу, там стояло чучело фламинго.

— Знают они толк в оформлении интерьера, эти англичане, — сказал Скриппс.

— Твоя жена ведь была англичанкой, не так ли? — спросила Мэнди.

— Из Озерного края, — ответил Скриппс. — Продолжай свой рассказ.

— Ну так вот, — продолжила Мэнди, — однажды вечером, после мессы, Форд сидел в библиотеке, когда туда вошел дворецкий и сказал: «Маркиз Буке шлет вам свое почтение, сэр, и спрашивает, можно ли ему показать библиотеку своим друзьям, с которыми он сейчас ужинает?». Маркизу позволяли ужинать не в части, а иногда и ночевать в замке. «Конечно», — ответил Форд. И вот в библиотеку входит маркиз в форме рядового в сопровождении сэра Эдмунда Госса и профессора как-его-там — я сейчас не могу вспомнить — из Оксфорда. Госс останавливается перед чучелом фламинго и говорит: «А это что такое, Буке?» — «Это фламинго, сэр Эдмунд», — отвечает маркиз. «Я не так представлял себе фламинго», — замечает Госс. «Разумеется, Госс. Так представлял себе фламинго Господь», — говорит профессор как-его-там. Жаль, что я не могу вспомнить его фамилии.

— Ерунда, это не важно, — сказал Скриппс. Глаза у него блестели. Он наклонился вперед. Что-то стучало у него внутри. Что-то, над чем он был не властен. — Я люблю тебя, Мэнди, — сказал он. — Я люблю тебя. Ты — моя женщина. То, что стучало у него внутри, уже не знало никакого удержу и никак не хотело угомониться.

— Вот и славно, — ответила Мэнди. — Я уже давно знаю, что ты — мой мужчина. Хочешь послушать еще одну историю? Кстати о женщинах.

— Давай, давай, — подбодрил ее Скриппс. — Ты вообще не должна останавливаться. Теперь ты моя женщина.

— Конечно, — согласилась Мэнди. — Эта история о том времени, когда Кнут Гамсун [99] Гамсун, Кнут (1859—1952) — норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии (1920). служил кондуктором трамвая в Чикаго.

— Продолжай, Мэнди, — сказал Скриппс. — Ты теперь моя женщина.

Он на разные лады повторил про себя последнюю фразу. Моя женщина. Моя Женщина. Она — моя женщина. Это моя женщина. Моя женщина. Однако почему-то он не испытывал удовлетворения. Где-то как-то должно было быть что-то еще. Что-то другое. Моя женщина. Теперь эти слова казались пустоватыми. Как он ни старался прогнать гротескный образ индеанки, молча входящей в столовую, тот все время стоял у него перед глазами. Эта скво. Она не носила одежды, потому что не любила ее. Выносливая, не боящаяся ночного зимнего холода. И чего только не приносит с собой весна. Мэнди говорила. Мэнди беспрерывно говорила. Мэнди рассказывает свои истории. Уже поздно, а Мэнди все говорит. Теперь она — его женщина. Он — ее мужчина. Но ее ли? Перед мысленным взором Скриппса стоит образ скво. Скво, безо всякого предупреждения входящая в столовую. Скво, которую грубо вышвыривают на холод. А Мэнди все говорит. Делится своими литературными воспоминаниями. Рассказывает подлинные истории. Во всяком случае, звучат они правдоподобно. Но достаточно ли этого? Скриппс не уверен. Она была его женщиной. Но как долго? Скриппс не знал. Мэнди говорит и говорит. Скриппс слушает. Но мысли его витают далеко. Далеко. Где они витают? Где-то там, в ночи. Где-то там, в ночи.