Эрнст Юнгер - Эвмесвиль

— Ты носишь длинную юбку; держу пари, у тебя безобразные ноги.

— Вы, может, хотели бы рассмотреть все прямо на улице?

Неплохой ответ. Сама она тоже меня рассматривает, оценивающим взглядом, — словно рыбину, попавшуюся к ней в сеть. Фонофор с полосой выдает во мне человека с касбы; люди с касбы — удобные клиенты: они не требуют никаких выкрутасов и не склонны к романтической болтовне. А главное, у них есть чем платить.

— Ну, хорошо. Тогда upstairs [433]— мадам, я сразу освобожу номер.

— Аперитив бесплатно — господин профессор, вы будете довольны.

Она, похоже, знает меня лучше, чем я полагал. Этого не избежать: Эвмесвиль — захолустье.

На лестнице остановка.

— Comme hors d'œuvre? [434]

— Des crudites. Trousse, trousse, garce [435]— — — тебе кое-что предстоит.

— О да, я догадываюсь — — — вас там на касбе Кондор держит в черном теле.

При определенных обстоятельствах даже неплохо, если тебя оценивают как представителя некоего коллектива. Это нормализует отношения, позволяет не раскрывать чужому свою индивидуальность.

Наверху в комнатке. Кровать, камин, все как обычно. Закрытые ставни, сквозь щели пробивается солнце.

— Вы ведь знаете, сколько причитается даме?

Это звучит так, будто она учила фразу в лингафонном кабинете. Я роюсь в кармане и кладу на каминную полку эскудо.

— О, какая щедрость.

— А теперь раздевайся!

За окном кричат чайки, чуть ли не задевающие крылом щипец крыши. Свет не слишком тусклый и не слишком яркий. Я вижу, как женщина на мгновение застывает у камина — непринужденно, уперев руки со сжатыми кулачками в бедра. Груди: не пышные, но хорошей формы. Архаический стиль, не очень способствующий должному настроению.

Лейденская банка, называемая также банкой Клейста [436], — аппарат для накопления и хранения электрического заряда. Стеклянный цилиндр, внутри и снаружи оклеенный листовым оловом. Было бы красивее, если бы он выгибался в верхней части, как ваза. Слой стекла изолирует посредством пространственного разделения; он также действует как фактор, прекращающий ток времени. Когда контакт замыкается, молния — искра — возвещает уничтожение времени. Умрет ли человек или муха, никакой разницы нет; в атомах скрыта тайна, из которой чеканят свою монету и bios , и psyche [437]; эти таланты они ссужают человеку под процент.

Латифу нужно воспринимать всерьез, как и любую другую женщину. Сейчас она опять прислонилась к камину. Я могу спокойно ее рассмотреть — бледное тело, темный треугольник, черные волосы, теперь еще ниже спадающие на лоб. Первое впечатление подтвердилось: она наверняка была зачата в добрый час. В наших лупанарах на верхней окраине города можно встретить всяких гетер — от «классических» во вкусе эпохи Перикла до «эллинистических» времен диадохов. Там есть альбомы, по которым выбирают девушек. Или мадам хлопает в ладоши: «Le choix» [438]— и тогда они все проходят перед тобой. Но Латифа показалась бы архаичной и тогда, когда Эвмен только основал этот город.

Она курит сигарету с марихуаной, подкрашивает перед зеркалом губы — готовится к следующей брачной ночи. Сейчас оденется. Вещей на ней немного.

Настроение у меня приподнятое, все контуры видятся четко — как после бури в горах. Я мог бы сейчас заняться какой-нибудь проблемой. Внизу торговец рыбой громко расхваливает свою скумбрию. «Tutti freschi» [439]— — — по-прежнему еще рано. Здесь в гавани и на прилегающих улочках название каждого товара как бы выпевается — будь то рыночными торговками, поварятами или продавцами лимонада. Может, Кондор все-таки продержится дольше, чем я предполагал. У меня отличное расположение духа:

— Латифа, золотко, ты каждого так осчастливливаешь, как меня?

На бедрах у нее опять темный треугольник — вещица, сотканная из воздуха.

— Я ж девушка для радости — — — но некоторые плачут.

— Они, наверное, женаты.

— Как раз нет. Они ревут, потому что сами так не умеют — или потому что уже кончили. Зато с вами — теми, что с касбы, — хлопот никаких.

Она исчезает на лестнице, махнув мне на прощанье сумочкой.

Такие разговоры вошли у нас в привычку и повторяются каждый раз, когда у меня кончается смена. Я по природе любопытен. И мало-помалу из разрозненных фрагментов составил себе представление о ее истории — как все это началось, как продолжалось, кем был ее первый мужчина. Соблазнителем или насильником? Я, почти как Небек, выспрашиваю все подробности, но — sine ira [440]. Интеллектуальные способности у нее средние, зато она склонна к фантазиям; всякий же человек больше раскрывается, когда лжет, чем когда говорит банальную правду, — — — его следует оценивать по сокровенным грезам.