Томас Пинчон - Винляндия

Наконец вдали он увидел огни, вроде ходовых у судна в море… в пейзаже к этому времени уже ничего больше не осталось — Бирк и дорогу-то едва различал. «Ф350», «El Mil Amores», подъехал ближе и громче, и наконец остановился перед ним.

— Заскакивай, Кровник.

— А с машиной что?

— С какой машиной?

Бирк огляделся, но машины нигде было не видать. Он залез в кабину рядом с Кровником, и они тронулись по почти беспросветной дороге. Покрытие вскоре сменилось на грязевое, а с обеих сторон стали напирать деревья. Крутя баранку, Вато рассказывал старую историю юроков про человека из Турипа, миль пять выше по реке Кламат от моря, он потерял молодую женщину, которую любил, и вслед за нею отправился в страну смерти. Найдя лодку Иллы, того, кто перевозит мёртвых через последнюю реку, он вытащил её из воды и пробил ей днище камнем. И десять лет после этого никто на свете не умирал, потому что лодки не было их перевозить.

— А он её вернул? — хотелось знать Бирку. Нет, не-a. Но возвратился к своей жизни в Турипе, где все решили, что он умер, и прославился, и рассказывал свою историю много раз. Он всегда тщательно предостерегал, чтоб не ходили по Тропе Призраков, что ведёт в Цоррек, землю смерти, — столько всех по ней ходит, что протопталась она уже по грудь. Окажетесь под землёй — возврата уже никакого не будет. Глядя в окно, Бирк осознал, всё это время вокруг них всё больше высились стены земли по обе стороны всё более узкой дороги, и корни деревьев уже сплетались над головой, и жидкая грязь, что некогда поблёскивала, теперь потемнела, пока от неё только запах не остался. И вскоре, впереди, послышалась река, гулкими отзвуками, жёсткая, неумолчная, а за нею барабаны, голоса, не певшие согласно, а вспоминавшие, рассуждавшие, спорившие, они рассказывали сказки, проклинали, пели песни, всё, что голоса делают, но ни на миг не позволяя себе даже кратчайшего выдоха молчанья. Все эти голоса, навеки.

За рекой Бирк разглядел огни, слой за слоем, косо восходящие, тесно скученные обиталища, наваленные одно на другое. В коптящем свете факелов и костров он видел, как люди танцуют. Приблизились старуха и старик. Мужчина нёс что-то в руках, Бирк не смог чётко разобрать, что именно. Потом начал замечать, вокруг в сумраке, кости, человеческие, черепа и скелеты.

— Что это? — спросил он. — Пожалуйста.

— Из тебя кости вынимают, — объяснил Вато. — Кости должны на этой стороне остаться. А остальной ты — на другую. Выглядеть будешь сильно иначе, да и двигаться по первости забавно, но, говорят, приспособишься. Дай этим третьемирникам шанс, знаешь, они могу очень развлекать.

— Прощай, Бирк, — сказал Кровник.

Танатоидный испорченный телефон немедленно разнёс, отчего Такэси и ДЛ вызвали из полуночного набега на местную яйцеферму, где Такэси намеревался спереть мешок куриного корма из-за высокопроизводительных амфетаминов, что в нём содержались, поскольку, раз потребление у него несколько возросло по сравнению с обычным на этой неделе, у него снова закончился сябу — вдруг пейджер его сработал, и две тысячи кур заквохтали и разозлились, включились колокольные и сиренные тревоги, и двоим правонарушителям пришлось спасаться бегством. Вернувшись, на постоялом дворе «Нульсон» они обнаружили вечеринку в разгаре, много злорадства, Драп лакал манговые дайкири и примерял всевозможные колпаки, Орто Боб сидел с бандой и тоже пел, хотя сегодня ночью не звучало ничего медленней «Твоего лживого сердца».

Такэси и ДЛ, без витаминов в организме, сделали круг по танцевальному пятаку.

— Детка — ты по ней скучаешь, спорим!

— Читаем мои мысли, Т’кэс.

— А чего б тебе — не съездить да не навестить! Десять минут же ехать!

— Ага — лучше скажи пятнадцать лет.

— Бирка больше нет, нэ? Хорошая возможность!

Неужто всего лишь, как она стала теперь бояться, прошло столько лет того, что Будда называл «страстью, ненавистью, недомыслием»? Предположим, ей предназначено было, всё это время, обращать внимание на что-то совсем иное? Два-три года назад, в режиме «транс-ам», выехав по запутанному танатоидному следу от одного нефтеразливного банковского счёта к другому, ни с того ни с сего они заложили крюк через Восточный Техас и в Хьюстон, навестить мать её, Норлин, которая отвела при первом же удобном случае ДЛ в сторонку и, сделав вид, будто помогает загрузить посудомойку, пустилась петь хвалы Такэси, его внешности, шарму, а также изощрённости.

— Это же та блистательная партия, которой ты всегда хотела, — до того без иронии, что ДЛ удивилась, уловив в себе крохотную волну нежности.