Эдвард Форстер - Говардс-Энд

У церкви пейзаж изменился. Каштановая аллея превратилась в дорогу, ровную, но узкую, ведущую в не тронутые человеком места. Маргарет шла по ней больше мили. Легкие дорожные колебания были ей приятны. Не имея строго определенного пункта назначения, дорога по собственной прихоти бежала то вверх, то вниз, не заботясь ни о крутизне, ни о пейзаже, который тем не менее становился все шире и шире. Большие имения, которые душат южный Хартфордшир, здесь казались менее навязчивыми, а местность не напоминала ни ту, что несет на себе признаки аристократизма, ни ту, что зовется пригородной. Дать ей определение было сложно, но Маргарет точно знала, чего в ней не было: в ней не было снобизма. Хотя все природные очертания были нечеткие, в этих линиях жила свобода, которой никогда не достичь Суррею, а возвышенность Чилтерн-Хиллс поднималась вдали словно самые настоящие горы. «Предоставленная самой себе, — подумала Маргарет, — эта земля голосовала бы за либералов». Дружество, лишенное излишних эмоций, величайший дар Англии как нации, было подсказано этим пейзажем, включавшим невысокую кирпичную ферму, куда Маргарет зашла за ключом.

Однако на ферме ее ждало разочарование. Она была встречена крайне благовоспитанной молодой девицей. «Да, миссис Уилкокс. Нет, миссис Уилкокс. О да, миссис Уилкокс, тетушка вовремя получила ваше письмо. Тетушка сейчас как раз отправилась в ваш маленький дом. Могу я послать слугу, чтобы он показал вам дорогу?» И потом: «Нет, конечно, тетушка обычно не присматривает за домом. Она согласилась, только чтобы сделать одолжение соседу, в виде исключения. К тому же ей тогда есть чем заняться. Она проводит там довольно много времени. Иногда муж говорит: „Где тетушка?“ А я отвечаю: „Что за вопрос? В Говардс-Энде“. Да, миссис Уилкокс. Миссис Уилкокс, не хотите ли отведать кусочек торта? Я вам сама отрежу».

Маргарет отказалась от торта, но, к несчастью, это обстоятельство лишь придало ей больше благородства в глазах племянницы мисс Эйвери.

— Я не могу допустить, чтобы вы шли туда одна. Нет-нет. Ни в коем случае. Лучше уж я вас сама сопровожу. Только надену шляпу. Так что… — шаловливо, — миссис Уилкокс ни шагу, пока я не вернусь.

Удивленная, Маргарет осталась стоять, не шевелясь, посреди лучшей гостиной, испытавшей некоторое влияние стиля модерн. Впрочем, и другие комнаты выглядели соответственно, хотя их обстановка несла на себе отпечаток особой грусти, присущей сельскому жилищу. Здесь с незапамятных времен проживали люди другой, более древней, породы, на которых мы оглядываемся с тревогой. Деревня, куда мы едем по субботам и воскресеньям, была для них родным домом, и наиболее печальные стороны жизни — смерти, расставания, любовные томления — нашли свое сокровенное выражение в сердце ее полей. Но не все вызывало грусть. За окном светило солнце. На зацветающей калине распевал свои две ноты дрозд. Какие-то дети с криками возились в кучах золотистой соломы. Именно ощущение грусти и удивило Маргарет, хотя в конце концов грусть как раз и придала ее чувствам завершенность. На таких английских фермах, как нигде, можно увидеть жизнь в ее непрерывном течении и одновременно всю целиком, совместить в одном видении и ее бренность, и вечную молодость, соединить всех — соединить без всякой горечи, пока все люди не станут братьями. Но мысли Маргарет были прерваны появлением племянницы мисс Эйвери. Они так убаюкали ее, что она даже обрадовалась пробуждению.

Быстрее было пройти через черный ход, что они и сделали после необходимых объяснений. На племянницу тут же набросились бесчисленные цыплята, требуя корма, а следом нахальная свиноматка, ожидающая потомство. Маргарет не знала, чего ожидать от этих животных, но вся ее светскость улетучилась от дуновения свежего воздуха. Поднимался ветер, разбрасывая солому и ероша хвосты уткам, плавающим семейными парами над кулоном Иви. Восхитительный весенний порыв, который, кажется, заставляет шелестеть даже едва распустившиеся листочки, пронесся над землей и стих. «Джорджи!» — пел дрозд. «Ку-ку!» — раздавалось украдкой из сосняка на скале. «Джорджи, милый Джорджи!» — а следом со своей чепухой в общий хор вступили и другие птицы. Живая изгородь напоминала незаконченную картину, которая будет дописана всего через несколько дней. По ее краям рос чистотел, а в защищенных низинах аронник и примула; шиповник, на котором все еще торчали засохшие плоды, тоже обещал вот-вот зацвести. Пришла весна, еще не надевшая свой классический наряд, но все же прекраснее, чем иные весны, прекраснее даже той, что шествует сквозь тосканские мирты с Грациями, выступающими впереди и Зефиром позади нее. [49] Аллюзия на знаменитую картину Боттичелли «Весна» (1482).