Винсенто Бласко Ибаньес - Обнаженная Маха

— Вас оттесняют, дорогой маэстро. Скоро вас будут называть дедом.

И весело засмеялась, увидев, как смутился и покраснел художник. Он собирался что-то ответить графине, но тут Котонер дернул его за рукав и потащил за собой. Что он себе думает? Молодые уже стоят перед аналоем, монсеньор Орланди приступает к исполнению своих обязанностей, а место отца еще пустует. Реновалес последовал за ним и целых полчаса ужасно скучал, рассеянно наблюдая за священнодействием прелата...

Вдали, в последней мастерской анфилады, громким аккордом отозвались струнные инструменты, и полилась музыка — светская, но таинственная, мистическая; она катилась мелодичными волнами из зала в зал, звучала в воздухе, напоенном ароматами увядших роз...

И сразу же послышался приятный голос, под аккомпанемент нескольких других голосов, более низких, певший молитву, пронизанную прекрасными ритмами итальянской серенады. Над гостями, казалось, прокатилась волна глубокого волнения. Котонер, стоя неподалеку от аналоя и следя, чтобы монсеньор ни в чем не нуждался, изрядно расчувствовался, слушая музыку, созерцая эту толпу высоких гостей и любуясь театральной торжественностью, с которой выполнял венчальный обряд римский вельможа. Глядя на Милито, стоявшую на коленях, такую красивую в своей белоснежной вуали, старый обольститель даже заморгал веками, сдерживая слезы. Несмотря на бездетность, он так волновался, словно выдавал замуж свою дочь.

Реновалес вытягивал шею и поверх белых и черных мантий искал взглядом глаза графини. Иногда они смотрели на него, насмешливо поблескивая; или в толпе сеньоров, стоявших у дверей, искали Монтеверди.

Затем на мгновение художник увлекся церемонией обряда. Ох и длинная же она!.. Музыка наконец стихла. Монсеньор повернулся к алтарю спиной и сделал несколько шагов к молодым, протянув перед собой руки и показывая, что собирается говорить. Наступила тишина, и над головами притихших гостей зазвучал голос итальянца — мягкий и певучий. Иногда прелат сбивался и заменял испанские слова другими, со своего родного языка. Напомнив молодоженам о брачных обязанностях, он с ораторским вдохновением начал восхвалять их высокое происхождение. О молодом монсеньор Орланди сказал немного: он, мол, принадлежит к касте привилегированных, из которой происходят вожди человечества — значит, его обязанности очевидны. Что касается молодой, то она наследница художника с мировой славой, дочь художника.

Вспомнив искусство, римский прелат воодушевился и заговорил так красноречиво, словно сам был художником, а не священнослужителем; в его словах звучал восторг и глубокая убежденность человека, всю жизнь прожившего среди прекрасных, почти античных росписей и скульптур Ватикана. «Кроме Бога — нет ничего выше искусства...» Этими словами прелат дал понять, что невеста благороднее многих из тех, кто смотрит теперь на нее. Затем он начал славословить ее родителей. В высоких и трогательных выражениях вспомнил узы чистой любви и христианской верности, которые сочетают Реновалеса и его жену на пороге старости и которые, конечно, будут соединять их до самой смерти. Художник опустил голову, боясь встретиться с насмешливым взглядом Кончи. Хосефина спрятала лицо в кружева своей мантильи и глухо рыдала. Котонер признал уместным тактично кивать головой в знак одобрения сказанного прелатом.

Затем оркестр громко заиграл «Свадебный марш» Мендельсона {56} 56 Мендельсон Бартольдиу Якоб Людвиг Феликс (1809-1847) — выдающийся немецкий композитор. Основал первую немецкую консерваторию. «Свадебный марш» принадлежит к числу его лучших произведений. . Гости встали, послышались хлопки сдвигаемыми стульями и креслами, дамы хлынули потоком к невесте и одна за другой начали поздравлять ее; отставшие выкрикивали свои поздравления через головы, пытаясь перекричать тех, что прибежали первыми. Поднялся такой шум, что в нем утонули звуки духовых инструментов и звон струн. Монсеньор, закончивший обряд, сразу утратил свою значимость, и гости больше не обращали на него внимания. Почти никто не заметил, как он ушел со своими священниками во временную ризницу. Невеста же, оказавшись в тесном кругу женщин, обнимавших и целовавших ее, растерянно улыбалась. На ее лице застыло выражение удивления. Как все просто! Так она уже замужем?..

Вдруг Котонер увидел Хосефину. Она проталкивалась сквозь толпу и искала кого-то взглядом. Ее лицо было розовым от возбуждения. Инстинкт распорядителя подсказал старому художнику, что пахнет неприятностями.