Эдит Уортон - Риф, или Там, где разбивается счастье

Он молча смотрел на нее, и она на мгновение, поверх Эффи, устремила на него сияющий внимательный взгляд.

— Оуэн! — крикнула Эффи и вихрем помчалась по галерее к двери, из которой выходил ее сводный брат.

Когда Оуэн наклонился, чтобы подхватить ее, Софи Вайнер резко повернулась к Дарроу.

— И ты тоже? — сказала она с быстрым смешком. — Не знала… — И когда Оуэн направился к ним, добавила, возможно, только для него: — Желаю всяческой удачи, а она может нам пригодиться!

За обеденным столом, который Эффи с помощью мисс Вайнер обильно украсила гирляндами, царило праздничное настроение. Несмотря на цветы, шампанское и общее старание вести себя непринужденно, разговор часто смолкал и в возникающих нервных паузах присутствующие судорожно подыскивали новые темы. Одна мисс Пейнтер оставалась не только спокойной среди общего волнения, но и совершенно глухой к нему, как водолаз в глубоководном колоколе. Для напряженного внимания Дарроу даже Оуэновы вспышки веселья, казалось, выдавали внутреннее чувство неуверенности. Впрочем, когда тот после обеда перешел к роялю, его охватило непомерное веселье, и столовую затопили брызги и плеск его музыки.

Дарроу, сидя в углу дивана под защитой гранитного торса мисс Пейнтер, покуривал и молча слушал, переходя взглядом от одной фигуры к другой. Мадам де Шантель застыла в кресле возле камина, прижимая к себе внучку, как салонная Ниоба, [12] Ниоба — в греческой мифологии дочь царя Тантала. Гордая своими многочисленными детьми, смеялась над богиней Лето, родившей только двоих — Аполлона и Артемиду. В отмщение за обиду, нанесенную матери, те поразили стрелами всех детей Ниобы, которая от горя окаменела и была превращена Зевсом в скалу, источающую слезы. и рядом с ними сидела Анна в безмятежной спокойной позе, выражавшей, как казалось Дарроу, ее душевное состояние. Софи Вайнер, нерешительно побродив по комнате, устроилась позади миссис Лит в кресле рядом с роялем и сидела, откинув голову и устремив на музыканта восторженно-сосредоточенный взгляд, каким она следила за игрой актеров в «Комеди Франсез». Ее погруженность в то же состояние и то же платье на ней, в котором она была тогда, породили в Дарроу странное ощущение раздвоенности. Чтобы освободиться от него, он перевел взгляд обратно на Анну; но с того места, где он располагался, он не мог видеть одно лицо и не видеть другое, и это не избавило его от двойственности впечатления. Внезапно Оуэн завершил игру оглушительным аккордом и вскочил на ноги:

— Что пользы в игре, когда такая луна может все сказать лучше?

В незашторенном окне низко висел золотой шар, как спелый апельсин.

— Да… выйдем и послушаем, — ответила Анна.

Оуэн распахнул окно, повел рукой, и в комнату, как штора под ветром, ворвалось тяжелое, усыпанное звездами небо. Вместе с ним ринулся ледяной воздух, и Анна велела Эффи бежать в прихожую за теплым платком.

— Ты тоже должна что-нибудь набросить, — сказал Дарроу и направился к двери, но Софи, поспешая за своей воспитанницей, крикнула, обернувшись:

— Я для всех принесу!

Оуэн пошел за ней; через мгновение троица вернулась, и вся компания вышла на террасу. Покрывало тумана не скрывало темно-синей чистоты ночи; лунный свет серебрил очертания древесных крон, и сияли неестественной белизной статуи на фоне своих черных теней.

Дарроу и Анна, и Эффи между ними, прошлись до дальнего угла террасы. Внизу тянулась через сад смутная лужайка, спускавшаяся к полям над рекой. Несколько минут они стояли рядышком, любуясь раскинувшимся перед ними миром под трепещущей красотой неба. Они повернули обратно, и Дарроу увидел, что Оуэн и Софи Вайнер, которые спустились в сад, тоже идут к дому. Когда они приблизились, Софи остановилась в пятне лунного света между резких теней тисов, и Дарроу заметил, что на плечах у нее накидка какого-то светлого цвета, и неожиданно вспомнил, что так она выглядела в тот вечер, когда входила с ним в ресторан, где они впервые обедали вместе. Минуту спустя все вновь собрались на террасе, а вернувшись в гостиную, увидели, что пожилые дамы направляются спать.

Эффи, пользуясь исключительностью этого вечера, упрашивала Оуэна закончить его игрой в фанты или чем-нибудь не менее сногсшибательным, но Софи, вспомнив о своих профессиональных обязанностях, приказала ей идти в постель. Следуя за своей ученицей, она заставила ее обойти всех по очереди и пожелать им покойной ночи; но когда протянула ручку Анне, та, не обращая внимания на ее жест, порывисто привлекла ее к себе, подставив щеку для поцелуя.