Эдит Уортон - Риф, или Там, где разбивается счастье

Они сидели молча, отвернувшись друг от друга. В конце концов Дарроу поднялся и прошелся по комнате. Вернулся и остановился перед ней, и стоял несколько мгновений, не сводя глаз с ее лица.

— Полагаю, тебе следует рассказать мне, что ты намерена делать.

Она подняла голову и встретила его взгляд:

— Что бы я ни сделала, это не поможет Оуэну!

— Нет… но так не может продолжаться. — Он помолчал, будто взвешивая свои слова. — Я внушаю тебе отвращение! — воскликнул он.

— Нет… о нет! — возразила она, едва не рыдая.

— Бедняжка… если б ты видела свое лицо!

Она подняла руки, словно желая закрыться, и, отвернувшись, уронила голову на каминную полку. Она догадывалась, что он стоит у нее за спиной, но он не сделал попытки коснуться ее или подойти ближе.

— Знаю, ты чувствовала то же, что и я, — тихо сказал он, — что мы принадлежим друг другу и ничто не может этого изменить. Но теперь в твоей голове поселились другие мысли и ты не можешь прогнать их. Когда бы ты ни видела меня, ты вспоминаешь… связываешь меня с вещами, тебе ненавистными… Ты была великодушна — безмерно великодушна. Ты дала мне все, что может дать женщина; но если это приносит тебе только страдания, какая в том польза?

Она повернула к нему заплаканное лицо:

— Не только это.

— О, не только! Я знаю… Были мгновения… — Он взял ее руку и поднес к губам. — Я не забуду их, покуда жив. Но я не могу видеть, как ты платишь за них такую цену. Я этого не стою.

Она продолжала смотреть на него сквозь слезы — и неожиданно спросила:

— Ты не в «Атеней» водил ее в тот вечер?

— Анна… Анна!

— Я хочу знать сейчас — знать все. Возможно, это поможет мне забыть. Следовало прежде заставить тебя рассказать. Куда бы мы ни пошли, мне кажется, что ты уже был там с нею… Я вижу вас вместе. Я хочу знать, как это началось, куда вы ходили, почему ты оставил ее… Не могу больше переносить эту неизвестность!

Она не знала, что вызвало эту вспышку, но уже почувствовала себя легче, свободнее, как будто рассеялись злые чары.

— Я хочу знать все, — повторила она. — Только так я смогу забыть.

Она замолчала; Дарроу стоял неподвижно, скрестив руки на груди, глаза опущены. Она ждала, не сводя с него глаз.

— Так ты расскажешь?

— Нет.

Кровь бросилась ей в лицо.

— Нет? Почему?

— Если я это сделаю, по-твоему, ты забудешь такое?

Она застонала и отвернулась.

— Ведь ты понимаешь, это невозможно, — продолжал он. — Я совершил отвратительную вещь, и ты во искупление просишь меня совершить другую, столь же отвратительную. Какое это даст тебе удовлетворение? После этого уже ничего не поправить.

Она положила локоть на каминную полку и уткнулась лицом в ладони. Казалось, она упускает последнюю надежду на счастье, но ничего не может сделать или придумать, чтобы спасти ее. Вспыхнула мысль: «Обрету ли я покой, если оставлю его?» — но, вспомнив безысходное отчаяние тех дней без него, Анна поняла, что и эта надежда напрасна. Слезы медленно сочились сквозь пальцы.

— Прощай! — услышала она его слова и шаги, удаляющиеся к двери.

Она было хотела поднять голову, но тяжесть отчаяния не позволила. Она сказала себе: «Это конец… он больше не сделает попытки…» — но пребывала все в том же экстатическом оцепенении, отрешенно следя за роковым ходом секунд. Затем путы, что сдерживали ее, как будто лопнули, она подняла голову и увидела, как он уходит.

«Но он мой… мой! Он не принадлежит никому больше!» Его лицо повернулось к ней, и выражение его глаз уничтожило все ее страхи. Она больше не понимала, что вызвало ее бессмысленный протест; и немыслимая сладость любви к нему вновь стала единственной реальной вещью на свете.

Наутро Анна проснулась с унизительным воспоминанием о предыдущем вечере.

Дарроу был прав, говоря, что их жертва никому не пойдет на пользу; и все же она, кажется, смутно понимала, что существуют вещи, не подлежащие испытанию по этому критерию. Она, во всяком случае, должна была — этого требовала гордость, и его, и ее собственная, — воздержаться от повторения подобных сцен; и усвоила, что это не в ее силах, пока они вместе. Однако, стоило ему предоставить ей возможность освободиться, все ее рассуждения улетучились и остался только слепой страх потерять его; и она увидела, что они двое глубинно и неразрешимо связаны, как деревья, чьи корни переплелись. Она долго раздумывала над своим положением, смутно сознавая, что для освобождения необходимо прибегнуть к внешней помощи. И постепенно решение, кто может ей помочь, созрело. Только Софи Вайнер могла спасти ее — только Софи Вайнер могла вернуть ей потерянный покой. Она отыщет ее и скажет, что рассталась с Дарроу, и потом пути назад не будет, и ей волей-неволей придется идти вперед одной.