Рене Маори - Темные зеркала. Том второй

Раз в месяц прибегал Алекс со своей тысячью шекелей. Глотал кофе и торопился уйти. Он не желал слышать ничего. Его раздражали разговоры о взрывах, Это была, как он говорил, «его страна». А его страна опасной быть не могла, это нам загнанным репатриантам должно было быть страшно. Когда однажды при нем мы услышали за окном сирены и выбежали на балкон, он даже не шевельнулся. Что ему – взрыв на Алленби или на Тахане Мерказит. Да, право… через час и следов не останется. Уберут все. Убирали и вправду быстро. Через несколько часов и догадаться было невозможно, что что-то произошло. Как заклинание большая часть населения твердила: «все в порядке, все в порядке… «Спите жители Багдада, все спокойно». Сейчас я думаю, что это была всего-навсего защитная реакция. Но тогда, я был зол на правительство, на обывателей. На всех. И тут еще Лена с ее картами…

Потом пришла безработица. И начали сокращать рабочие часы. И я, и Крупский получили теперь уйму свободного времени, а также свободу от лишних денег. То есть лишними они казались хозяевам. Я стал работать через день, и хотя теперь у меня было время исполнять прихоти редактора и писать всякую муть, но, почему-то исчезло такое желание. Иссяк запал. Но роман свой я пополнял все новыми и новыми подробностями, и он грозил стать чем-то интересным. В десять утра одиннадцатого сентября две тысячи первого года, я пришел к Лене и расположился на диване с кучей мятых исписанных листков. Так, на тот момент, выглядела моя рукопись. Через пятнадцать минут притащился старик Крупский со стопкой CD-дисков. Ему, во что бы то ни стало, нужно была записать множество фильмов. Иначе, он обещал сойти с ума от безделья. Записывающий компьютер стоял в другой комнате, и Лена отправилась туда, тихо бормоча что-то о покое, которого нет. Там она включила радио, и оно забубнило отвратительными голосами. И почему это радиодикторы так странно говорят? Или слова жуют и глотают, или приобретают какой-то опереточный прононс. Мерзость. В тот день они так там заходились, что временами казалось, что я слышу радиопостановку кукольного театра. Хотя слов и нельзя было разобрать. Потом пропикало, и начались новости. Лена влетела через две минуты с криками:

– Включайте телевизор, на Торговый центр в Нью-Йорке упал самолет.

По всем каналам показывали горящую башню, поэтому мы смогли с легкостью найти вещание на русском. Вот тут и началось. Только-только мы насладились видом горящего небоскреба, как в телевизоре раздался вой многотысячной толпы, другой самолет также неудачно приземлился на вторую башню. Вопль этот показался мне стереофоническим. В соседних домах, в квартирах сверху и снизу тоже смотрели этот репортаж, и, как видно, не сдержали крика. Местные жители вообще любят кричать. Футбол, например, можно не смотреть. А про голы узнавать по воплям, которые издает вся страна. Так было и в этот раз. В прямом эфире самолет врезался во Всемирный торговый центр, и в прямом же эфире весь Израиль не смог сдержать крик. Думаю, что в тот момент точно так же завопил и весь мир. Кто от горя и ужаса, а кто от радости.

Этот день мне запомнился в подробностях. Приходили какие-то знакомые, усаживались на диване, смотрели как горят башни… Потом башни упали. Когда объявили, что горит Пентагон, реагировать адекватно уже не оставалось сил. И как специально, картинку с места теракта стали перемежать кадрами из Палестинской автономии. Там шло веселье. Особенно веселились какие-то толстые беззубые тетки в черном. Они прямо вылезали из себя от радости.

– Если бы я так выглядела, – сказала Лена, – я бы повесилась.

– Недолго уж мучиться, – философски заметил Крупский, – теперь они поняли, что могут. Так что…. Готовьтесь….

Замечание Крупского мне совсем не понравилось. Хотя в чем-то он был, несомненно, прав. Нас ожидали еще два года интифады. И позор потом. Но, все это было потом, через много лет. Позорная Вторая ливанская, и отступления с территорий и много еще чего…. А пока мы смотрели на рухнувшие башни-близнецы, и каждый из нас думал свою думу. Стемнело. Попивая кофе, я смотрел в темно синее небо, в котором, словно привидения проносились огромные летучие мыши, и почти пропустил тот момент, когда наша куколка, наконец, превратилась в бабочку. Я иногда начинаю о чем-то размышлять и вообще не слышу того, что происходит вокруг. Так было и на этот раз. Когда я включился, Лена и Крупский уже что-то обсуждали.

– … я уже могу, – говорила Лена, понизив голос, – все, теперь голова у меня ясная и холодная. Самое время и сделать что-то.