Эрнест Хемингуэй - Райский сад

– Зачем ты это?

– Тебе нравится, что я – женщина, – сказала она очень серьезно, а потом улыбнулась.

– Да.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Прекрасно, что хоть кому-то это нравится. Ведь это дьявольски скучно.

– Не заставляй себя.

– Ты разве не слышал, что я сказала? Разве не видел? Ты хочешь, чтобы я вывернулась наизнанку, раздвоилась, и все потому, что ты никак не определишься? Потому что я не нравлюсь тебе ни так, ни этак?

– Пожалуйста, убавь тон.

– Это почему же? Тебе же нравится, что я – женщина? Значит, должно нравиться и все остальное. Сцены, истерики, пустые обвинения, капризы, разве не так? Ладно, я успокоюсь. Чтобы ты не чувствовал себя неловко перед официантом. И чтобы официант не чувствовал себя неловко. Буду читать эти проклятые письма. Нельзя ли кого-нибудь послать за ними?

– Я принесу.

– Нет. Мне нельзя оставаться здесь одной.

– Тоже верно, – сказал он.

– Вот видишь? Поэтому я и прошу кого-нибудь послать за ними.

– Botones 13не дадут ключа от комнаты. Я пойду сам.

– Ну хватит, – сказала Кэтрин. – С меня довольно. Зачем мне все это? Нелепо и недостойно. Вышло так глупо, что я даже не хочу просить прощения. К тому же мне все равно нужно подняться в номер.

– Сейчас?

– Ведь я – женщина, черт возьми. Я думала, раз я – женщина и остаюсь ею, то по крайней мере могу иметь ребенка. Так нет…

– Наверное, это я виноват.

– Давай не будем искать виноватых. Ты посиди, а я принесу письма. Займемся почтой, как подобает жеманным, добропорядочным, разумным американским туристам, которые расстроились, приехав в Мадрид не в сезон.

За обедом Кэтрин сказала:

– Вернемся в Ла-Напуль. Там сейчас пусто, мы заживем тихо и славно, будем работать и заботиться друг о друге. Можем поехать в Экс, туда, где жил Сезанн. Мы там побыли так недолго.

– И чудесно проведем время.

– Тебе ведь пора снова начать работать?

– Да. Самое время. Это точно.

– Все будет хорошо, и я выучу испанский по-настоящему, на случай если вернемся. И мне так много надо прочесть.

– Дел хватает.

– Мы все успеем.

Новый план просуществовал немногим более месяца. Они занимали три комнаты в конце невысокого, выкрашенного в розовый цвет типично прованского дома, в котором уже останавливались раньше. Дом стоял в сосновом бору на окраине Ла-Напуль. Окна выходили на море, и из расположенного перед домом сада, где они обедали, сидя под деревьями, видны были пустые пляжи, высокие заросли папируса вдоль дельты небольшой реки, а по другую сторону залива – белый изгиб Канна, за которым виднелись холмы и далекие горы. Летом в доме, кроме них, никто не останавливался, и хозяин с женой были рады их возвращению.

Спальня помещалась в просторной угловой комнате. Окна выходили на три стороны, и в то лето здесь было прохладно. По ночам до них доносился запах сосен и моря. Дэвид работал в комнате, расположенной в самом конце дома. Он начинал рано, а когда заканчивал, шел к Кэтрин, и они отправлялись загорать и плавать в закрытую бухту в скалах. Иногда Кэтрин уезжала в город на машине, и, закончив работать, он брал себе что-нибудь выпить и ждал ее на террасе. После абсента пить аперитив было совершенно невозможно, и он перешел на виски с содовой.

Это радовало хозяина, который с приездом Бернов неплохо оборачивался в мертвый летний сезон. Повара он не нанимал: готовила его жена. Одна горничная прибирала в комнатах, а учившийся на официанта племянник прислуживал за столом.

Кэтрин нравилось водить малолитражку, и она ездила за покупками в Канны и Ниццу. Большие, торгующие в зимнее время магазины были закрыты, но она отыскивала немыслимые яства и отличные крепкие напитки, а также открывала места, где можно было покупать книги и журналы.

Четыре дня Дэвид усердно работал. После полудня они загорали на песчаном берегу новой, открытой ими бухты, плавали до изнеможения, а домой возвращались вечером, и соль, высыхая, покрывала их спины и волосы, и они заказывали что-нибудь выпить, принимали душ и переодевались.

В постели их обдувал ветер с моря. Было прохладно, и они лежали в темноте под одной простыней, прижавшись друг к другу, и Кэтрин сказала:

– Я хочу тебе кое-что сообщить.

– Знаю.

Она наклонилась над ним, взяла его голову в ладони и поцеловала.

– Мне так хочется. Можно? Правда?

– Конечно.

– Я так рада. У меня столько планов, – сказала она. – На этот раз ничего плохого и сумасбродного.