Эрнест Хемингуэй - Райский сад

– Что же это за планы?

– Могу рассказать, но лучше показать. Мы сделаем это завтра же. Ты поедешь со мной?

– Куда?

– В Канны, туда, где я была в прошлый наш приезд. Он очень хороший парикмахер. Мы подружились, и он даже лучше, чем тот, в Биаррице. Он сразу все понял.

– Что ты там делала?

– Зашла к нему сегодня утром, пока ты работал, объяснила, что мне нужно, он все понял и считает, что мне пойдет. Я сказала, что еще не решила окончательно, но если решу, то постараюсь уговорить постричься и тебя.

– Это как?

– Увидишь. Пойдем вместе. У нас будут короткие волосы, чуть-чуть зачесанные назад и набок. Ему не терпится постричь нас. Должно быть, потому, что ему безумно нравится «бугатти». Ты боишься?

– Нет.

– Мне просто не терпится. По правде говоря, он предлагает слегка подсветлить волосы, но мы боялись, ты не согласишься.

– Они и так посветлели от солнца и морской воды.

– У него получится лучше. Он говорит, что может сделать нас белокурыми, как скандинавы. Представь себе, как будет красиво на фоне загара. Твои тоже можно подсветлить.

– Нет. Я буду чувствовать себя неловко.

– Какая разница, все равно тебя здесь никто не знает. Так или иначе, они выгорят за лето. – Он промолчал, и она сказала: – Ты можешь не красить. Покрашусь я, и, может быть, тебе тоже захочется. Посмотрим.

– Не фантазируй, дьяволенок. Завтра я встану пораньше и буду работать, а ты спи сколько хочешь.

– Тогда пиши и для меня, – сказала она. – Не важно, даже если я вела себя плохо. Напиши о том, как сильно я тебя люблю.

– Я почти написал.

– Сможешь опубликовать, или все так плохо?

– Я только попробовал описать все, что с нами было.

– Я смогу прочесть?

– Если получится.

– Я уже счастлива, и мы не дадим ни одного экземпляра ни на продажу, ни критикам, и тогда не будет газетных вырезок, и ты не станешь задаваться, и это останется навсегда только для нас.

Дэвид Берн проснулся, когда уже рассвело, надел шорты и рубашку и вышел из комнаты. Ветер с моря стих. Море было спокойно, и в воздухе пахло росой и соснами. Он прошел босиком по каменным плиткам террасы в дальнюю комнату и сел за рабочий стол. На ночь окна не закрывали, и с прохладой в комнату проникло ощущение надежды, какое бывает только ранним утром.

Он писал о том, как они ехали из Мадрида в Сарагосу, и дорога то поднималась вверх, то падала вниз, а когда они на скорости мчались по красным холмам, Кэтрин поравнялась с экспрессом и легко обошла его, минуя вагон за вагоном, тендер машиниста, кочегара и, наконец, носовую часть паровоза, а потом дорога свернула влево, и Кэтрин переключила скорость, но поезд скрылся в туннель.

– Я обогнала его, – сказала Кэтрин. – Но он спрятался под землю. Я смогу еще догнать поезд?

Он посмотрел на карту и сказал:

– Не скоро.

– Тогда пусть себе едет, а мы полюбуемся природой.

Дорога стала подниматься, появились тополя, росшие по берегу реки, дорога пошла совсем круто вверх, и он почувствовал, как напряглась машина, а когда подъемы кончились, Кэтрин снова с облегчением переключила скорость.

Позже, услышав в саду ее голос, он перестал работать. Он закрыл чемодан с исписанными тетрадями и вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Горничная, убирая комнаты, воспользуется запасным ключом. Кэтрин завтракала, сидя на террасе. Стол был накрыт скатертью в красную и белую клетку. На Кэтрин были купленная в Ле-Гро-дю-Руа свежевыстиранная, севшая и сильно выцветшая полосатая блуза, новые брюки из серой фланели и эспадрильи.

– Привет, – сказала она. – Я не могла дольше спать.

– Ты чудесно выглядишь.

– Спасибо. Я и чувствую себя чудесно.

– Где ты взяла эти брюки?

– Заказала в Ницце. У хорошего портного. Тебе нравятся?

– Прекрасно сшиты. Но выглядят необычно. Ты поедешь в них в город?

– Во-первых, не в город, а всего лишь в Канны, да еще не в сезон. На следующий год все будут так ходить. Уже сейчас они носят такие же блузы, как у нас. Юбка сюда не подходит. Ты ведь не против, правда?

– Конечно, нет. Вполне хорошие брюки. Просто вид у них чересчур отутюженный.

После завтрака, пока Дэвид брился и принимал душ, надевал поношенные спортивные брюки, рыбацкую блузу и искал свои эспадрильи, Кэтрин переоделась в голубую полотняную рубашку с открытым воротом и плотную белую полотняную юбку.

– Так мы выглядим лучше. Брюки вполне годятся для этих мест, но для такого утра они слишком шикарны. Мы их прибережем.

Парикмахер, месье Жан, встретил их по-приятельски, но слишком деловито. Он был примерно одного возраста с Дэвидом и больше походил на итальянца, чем на француза. Усаживая Кэтрин в кресло, месье Жан сказал: