Том Стоппард - Розенкранц и Гильденстерн мертвы

– Бурное.

Розенкранц тоже встает и присоединяется к Гильденстерну.

Оба стоят и смотрят в публику поверх голов.

Розенкранц .

– Кажется, меня уже мутит.

Розенкранц идет в глубину сцены. Было бы хорошо, если бы с авансцены туда – как с нижней палубы на верхнюю – вело несколько ступенек. Зонт находится на верхней палубе. Розенкранц останавливается около зонта и заглядывает за него. Гильденстерн тем временем, глядя в зал, развивает свою тему.

– Свобода передвижения, слова, импровизации – и все же... И все же тюрьма. Ибо границы этой свободы определены неподвижной звездой, и все наше перемещение – лишь небольшое изменение угла по отношению к ней; мы, конечно, можем ловить момент, наслаждаться на все сто, шнырять туда-сюда, но, как бы мы ни вертелись, круг замыкается, и оказываешься лицом к лицу с тем неизменным обстоятельством, что мы, Розенкранц и Гильденстерн, снабженные письмом от одного короля к другому, просто-напросто доставляем Гамлета в Англию.

В это время Розенкранц с многозначительной миной, стиснув зубы, как если бы обладал большой тайной, на цыпочках приближается к Гильденстерну, украдкой озирается и – свистящим шепотом:

Розенкранц .

– Слушай, он – там.

Гильденстерн (без удивления).

– Что поделывает?

Розенкранц .

– Спит.

Гильденстерн .

– Это ему полезно.

Розенкранц .

– Что?

Гильденстерн .

– Что может спать.

Розенкранц .

– Да, полезно.

Гильденстерн .

– Мы теперь с ним.

Розенкранц .

– Может спать спокойно.

Гильденстерн .

– Все равно для него все кончено.

Розенкранц .

– Для гибнущих в пучине грозных вод...

Гильденстерн .

– Насущный лозунг подыщи нам днесь.

Глухой стук: они садятся. Длинная пауза.

Розенкранц (шевелится, оглядывается).

– Ну, что теперь?

Гильденстерн .

– Ты о чем?

Розенкранц .

– Ну как – ничего же не происходит.

Гильденстерн .

– Мы плывем.

Розенкранц .

– Знаю.

Гильденстерн (сердито).

– Ну так чего тебе еще? (Печально.) Никакой информации. Одни огрызки... и мы еще должны анализировать эти приказания. Которые мы едва помним. Которые ничем не отличаются от инстинкта...

Розенкранц сует одну руку в кошелек; вытаскивает монету и заводит обе руки за спину, потом протягивает Гильденстерну два кулака. Гильденстерн хлопает по одному из них. Розенкранц разжимает ладонь, там – монета. Отдает ее Гильденстерну.

Процесс повторяется.

Процесс повторяется.

Процесс повторяется.

Гильденстерн начинает нервничать. Он уже хочет проиграть.

Процесс повторяется.

Гильденстерн разжимает один кулак Розенкранца; потом, сообразив, – второй. Выясняется, что в обеих ладонях было по монете. Розенкранц смущен.

– У тебя по монете в каждой?!

Розенкранц (смущенно).

– Да.

Гильденстерн .

– Каждый раз?!

Розенкранц .

– Угу.

Гильденстерн .

– Какой же в этом смысл?

Розенкранц (с чувством, проникновенно).

– Я хотел сделать тебе приятное.

Слышен глухой стук.

Гильденстерн .

– Сколько он тебе дал?

Розенкранц .

– Кто?

Гильденстерн .

– Король. Он же подкинул нам малость.

Розенкранц .

– А сколько тебе?

Гильденстерн .

– Я первый спросил.

Розенкранц .

– Столько же, сколько тебе.

Гильденстерн .

– Он не хотел оказывать предпочтения.

Розенкранц .

– Сколько он тебе дал?

Гильденстерн .

– Столько же.

Розенкранц .

– Откуда ты знаешь?

Гильденстерн .

– Ты сам только что сказал – откуда ты знал?

Розенкранц .

– Он не хотел оказывать предпочтения.

Гильденстерн .

– Даже если бы мог.

Розенкранц .

– Чего, конечно, не мог.

Гильденстерн .

– Он даже не был уверен, не путает ли нас.

Розенкранц .

– Не путая нас.

Гильденстерн (оборачиваясь к нему, яростно).

– Почему ты не можешь сказать ничего оригинального, своего?! Неудивительно, что топчемся на месте. От тебя никакого проку – только повторяешь на разные голоса.

Розенкранц .

– Мне ничего не приходит в голову оригинального. Но я хорошая поддержка.

Гильденстерн .

– Устал я все время выкладываться.

Розенкранц (покорно).

– У тебя сильная индивидуальность. (Почти плача.) О, что с нами будет!

Гильденстерн утешает его; вся его жесткость улетучивается.