Константин Симонов - Последнее лето

Водитель резко тормознул; перед машиной, преграждая путь, стоял солдат с автоматом, сзади него темнела перекладина шлагбаума.

— Редко видимся, — были первые слова Артемьева, когда Синцова привезли в избу, где квартировал командир дивизии. — В последний раз пять с лишним месяцев назад…

— Скоро шесть, — сказал Синцов.

— Тем более. Чаю? — Артемьев кивнул на стол. Там стояли термос и два стакана. — Другого не предлагаю, знаю — уже было.

— И чаю не буду.

— А я буду. Тянет глядя на ночь. Иногда и среди ночи просыпаюсь, пью. — Артемьев налил себе из термоса полстакана черного чая и завинтил крышку.

— Зачем меня вызывают, не знаешь?

— Представления не имею, видимо, понадобился им. Сам ваш Перевозчиков звонил: закончил или не закончил у нас работу, а чтобы к шести ровно был там!

— Не закончил. В двух полках был.

— Это знаем. Ну и какие твои наблюдения — поделись!

Артемьев привычно потянул к себе по столу блокнот и стал слушать Синцова. Но заметок делать почти не пришлось. По мнению Синцова, в дивизии, там, где он был, за редкими исключениями, все обстояло нормально и с маскировкой и с соблюдением режима огня и передвижения. А по триста тридцать второму полку, по Ильину, вообще не было замечаний.

— Ильин всегда тянется быть первым, — выслушав Синцова, сказал Артемьев. — А после того случая с харчами — вдвойне. Да что говорить, все тянемся. Наша жизнь на войне знаешь из чего состоит?

— Из чего?

— Как и всякая жизнь, только из двух вещей: из хорошего и плохого. Хорошего теперь намного больше стало, но и плохого еще достаточно, не при начальстве будь сказано!

— Уж не меня ли имеешь в виду?

— А хотя бы и тебя. На войне, кроме солдата, все — начальство. Завтра по твоим следам вдоль переднего края пройду. Не исключаю, что могли штабному товарищу и очки втереть.

— Не думаю, — сказал Синцов.

— Зря. Все же ты не кадровый и всех наших тонкостей не знаешь.

— А Ильин знает? — спросил Синцов.

— А Ильин знает, хоть и не кадровый. Он все превзошел. А что ты себя с ним равняешь? Ильин и через сорок лет в гроб ляжет в военном обмундировании. Ильина, если его раньше этого в отставку уволят, считай, что при жизни убили! А ты воюешь — пока война. Ты свое, можно считать, отвоевал, теперь только твоя добрая воля.

— Ладно, оставим это. — Синцов поморщился.

Говорить с Артемьевым о предложении Ильина теперь, после его слов, стало труднее. Но Синцов все же переступил через эту трудность.

— Поторопился Ильин, — выслушав его, недовольно сказал Артемьев. — Верно, что Насонов рапорт подал, но удовлетворять его просьбу пока не будем. Когда Туманян с полка ушел, они оба могли претендовать. Насонов — по прошлому опыту, Ильин — в перспективе на будущее. Остановились на Ильине. Временно обидели неплохого офицера. Откроется возможность — у нас или не у нас, — и Насонов тоже, возможно, пойдет на полк. А пока подержим их вместе. Обоим полезно! После твоих слов тем более в этом уверен. Так что извини.

— Напротив, извини, что начал этот разговор. Если б не Ильин…

— То-то и оно, — рассмеялся Артемьев. — Говоришь, очки не способны тебе втереть! Ильин, твой друг, первый же и втер! Выдал желаемое за действительное. А это и есть на войне самая опасная форма уклонения от истины.

Он перестал улыбаться.

— Что стремишься обратно в полк, уважаю. Если б мог, пошел бы навстречу. Но сейчас не в силах.

«Не в силах так не в силах». Синцову показалось, что, говоря «пошел бы навстречу», Артемьев замялся. Насчет уважения — это в принципе! А к себе в дивизию брать не хотел. Помнил, что свояк, и именно поэтому на хотел.

И, словно спеша подтвердить догадку Синцова, Артемьев заговорил о том, что их связывало:

— Если представить себе маловероятную вещь, что мы, как сейчас стоим, так и попрем по карте, никуда не сворачивая, вдоль своей пятьдесят четвертой параллели, то прямо перед нами сперва Могилев, потом Минск, потом Лида. А меридиан Гродно пересечен всего в двадцати километрах от города. Но это, конечно, только в сказках бывает, а не на войне… Еще до этого одних рокируют, другим разграничительные линии изменят, третьих в резерв выведут…

Он так напористо перечислял все эти возможности, словно сам хотел отговорить себя от маловероятной, но все же запавшей ему в голову мысли, что их армия и его дивизия в конце концов могут выйти именно к Гродно.

— Что ж самих себя обманывать! — сказал Синцов. — Какие бы ни были разграничительные линии, а все равно думаем с тобой об этом!