Константин Симонов - Последнее лето

— Он как раз там, где тебе надо, — в левофланговой дивизии в триста пятой, командный пункт — роща, южней Дятькова. — Батюк положил трубку. — Обедать не приглашаю. Время раннее — вам недосуг и у меня работа. Завтра у вас в корпусе или в дивизии пообедаем, если покормите» Приеду прямо с утра, к девяти.

— Разрешите… — Серпилин приподнялся, подумав, что разговор окончен и надо прощаться.

Но Батюк задержал его:

— Погоди. Мне в десять ровно к начальнику штаба работать идти; еще двенадцать минут имеем поговорить на вольные темы.

«Вон как, — подумал Серпилин. — Раньше у него это не было заведено. Удобно или неудобно для дела, а считал, что все идти и все тащить должны только к нему, раз он первый. Это новость!»

— Был вчера у вашего соседа слева, дал ему разгон, — сказал Батюк. — А знаете, за что? По тылам у него проехал — кругом медали блестят! Чем от войны дальше — тем больше! А когда в двух его полках людей построил, вижу, во всем строю ни у солдат, ни у сержантов наград нет. На двадцать человек

— одна! Стал спрашивать: оказывается, больше половины давно воюют! А почему наград нет — дело известное: большей частью госпитали помешали! В госпитале награда не каждого офицера догонит, что говорить о солдате! Но… — Батюк вдруг, может даже незаметно для себя, так повысил голос на этом «но», что Серпилин понял, как он вчера разносил соседа слева. — Здесь-то время было! Здесь-то второй месяц стоим! Себя-то небось не забыли, наградных листов целые горы понаписали! А солдат молчит, свет не застит! Где же тут о его награде вспомнить! — Батюк посмотрел на Серпилина и, все еще не выйдя из вчерашнего возбуждения, громко, с угрозой сказал: — Завтра у тебя по полкам поеду… Смотри! Если и у тебя так же — при всех пристыжу!

— Возможно, и у нас есть промахи, — спокойно сказал Серпилин, подумав про себя, что есть и даже наверное. — Будем исправлять.

Батюк сердито посмотрел на него, но вспомнил, что Серпилин только что вернулся в армию.

— С тебя взятки гладки. Ты сам из госпиталя, — миролюбиво сказал Батюк, вместо того чтобы повысить голос, как собирался. — Но ты все время был, — повернулся он к Захарову, — с тебя и спрос. Если такая же картина, как у соседа, — достанется тебе на орехи! И смотри: после моего предупреждения мне там товар лицом не выстраивай, кто с медалями — тех вперед! Меня не надуешь!

— А вот это вы зря, Иван Капитонович, — сказал Захаров.

— Там зря или не зря, а предупреждаю.

— А я говорю, это вы зря, Иван Капитонович, — повторил Захаров, в пределах допустимого, но все же достаточно заметно для Батюка повысив голос.

— А ты теперь поменьше говори, побольше слушай, — сказал Батюк.

Пожалуй, слово «теперь» сорвалось у него помимо воли. Просто от воспоминания о том, как Захаров раньше, в армии, во время их споров, бывало, и стоял на своем, и оставался при своем. Слово «теперь» значило, что теперь этому не бывать, потому что теперь их обоюдное положение несоизмеримо с прежним. И все же давать волю этому слову не надо было! Батюк почувствовал это по наступившему в комнате молчанию и по лицу Серпилина. Мог бы, конечно, и скрыть свое неодобрение! Но не скрыл, не пожелал.

— А ты тоже хорош, — обратившись к Серпилину, чтобы как-то выйти из этого молчания, заговорил Батюк о том, о чем сегодня не собирался. — Смотрел список руководящих кадров, вижу, кого же он себе в замы подобрал! Генерала Кузьмича! Нашел себе, понимаешь, зама, не мог подобрать помоложе да пограмотней. Думаешь, если некуда его на войне деть, так надо к себе взять?

— Ничего, он нам обедни не испортит, — сказал Серпилин.

— Раз уж дали ему по старости лет генерал-лейтенанта, так и отправили бы командовать суворовским училищем! Самое ему место. И остатки здоровья бы там сохранил! А то опять на фронт полез, понимаешь, и опять, как на грех, у меня оказался.

— Практически все же у меня, — не удержался Серпилин.

— Он у тебя, а ты у меня.

Серпилин хотел было сказать, что независимо от их разных мнений о Кузьмиче заместитель командующего особой погоды в армии все же не делает, но вовремя вспомнил, что Батюк еще недавно сам сидел на такой же должности, только во фронтовом масштабе, и, чего доброго, примет это на свой счет.

— Как его здоровье-то? Подставки хоть держат? — спросил Батюк, смягчаясь от молчания Серпилина, потому что ему на его характер молчание чаще всего казалось знаком согласия.

— Чувствует себя неплохо, — сказал Серпилин. — Кроме прочих обязанностей, возложили на него наблюдение за оперативной маскировкой. Сам летает, смотрит сверху — как с точки зрения немцев, — не видать ли у нас чего, нет ли нарушений. Уже двенадцать часов налетал. Вчера докладывал.