Константин Симонов - Последнее лето

За разграничительной линией, перед соседом, в глубь немецкого расположения тянулась цепочка небольших высоток, по мнению Серпилина, очень для нас неудобных. Если все останется без перемен, то сразу же после прорыва правому флангу армии придется или наступать несколько километров под немецким фланговым огнем с этих высоток, или на ходу разворачиваться и брать их, теряя при этом темп.

Предложение Серпилина было — отодвинуть еще на два километра к северу разграничительную линию с соседом, так, чтобы правый фланг прорыва с самого начала охватывал эти высотки, не оставлял их вовне, а загребал внутрь.

Серпилин вчера прикинул все это вместе с Бойко и артиллеристами, вчерне спланировал, сегодня с утра ввел в курс дела Захарова и, едучи сюда, помня характер Батюка, считал: чем раньше доложим, тем лучше, пусть командующий фронтом почувствует себя причастным к этой идее с самого начала, с азов.

Батюк выслушал внимательно, не перебивал, как любил это раньше, вопросами. Молча постояв уже не над картой Серпилина, а над своей, на которой был нанесен передний край соседней армии, он быстро оценил выгоды, которые все это сулило. Схватил суть дела быстрей, чем в былые времена. Серпилин отметил это про себя.

— Соблазн большой, — оторвавшись от карты, сказал Батюк. — Поработайте сегодня над этим вариантом, а я завтра посмотрю на местности и решу. Соображения вашего соседа справа тоже послушаю. Как-никак хочешь вторгнуться в его полосу, два километра у него отобрать. А вдруг он заявит: «Дайте мне хотя бы часть тех силенок, что Серпилину подкидываете, и я сам правей этих высоток ударю». Что тогда? — Батюк усмехнулся. — На это, конечно, не пойдем, растопыря пальцы не воюем, но узнать соображения соседа следует. Тоже старый вояка.

— С вашего разрешения, прежде чем начинать работать, я сам к нему съезжу, — предложил Серпилин. — Поделюсь тем, что вам докладывал, и участок вместе посмотрим. А то до сих пор все мои наблюдения — с моих НП, в чужую полосу без спроса не залезал.

— Это можно, — сказал Батюк и на минуту задумался.

Предложение Серпилина казалось ему настолько разумным, что при взгляде на карту странно было, как оно не пришло в голову раньше. Одно дело — ты только прибыл, не разом во всем разберешься. А как предшественнику в голову не пришло? Думал все же с конца апреля! Направление удара выбрал верно, а подвинуть его еще чуть правей, как подсказывала местность, разграничительная линия между двумя армиями помешала. Мыслим иногда еще этими разграничительными линиями, как будто они что-то незыблемое. А ее надо подвинуть — и все.

Мысль, что он внесет в свое фронтовое решение этот корректив, с одной стороны, заметный, а с другой — все же не таких масштабов, чтобы все наново утверждать в Ставке, привела Батюка в хорошее настроение.

— А других предложений в связи с этим у тебя не будет? — спросил он Серпилина.

— Не будет.

— Это хорошо, — сказал Батюк, — а то я было подумал: раз прибавим тебе два километра справа, попросишь настолько же убавить слева. Имей в виду: за счет соседа справа расширю, а за счет соседа слева полосу армии не сужу. Вся прибавка за твой счет.

— Об этом не просим, Иван Капитонович, — сказал Захаров. — И при лишних двух километрах все равно остаемся богатыми.

— Да, воевать теперь можно, — сказал Батюк. — И вы действительно будете богатыми, не сравнить с тем, что мы когда-то с вами имели. — Он усмехнулся. — Тем более раз наносите главный удар, — и правого и левого соседа грабим в вашу пользу. Левого — еще ничего, а правого — догола. Он уж мне плакался!

Батюк взял телефонную трубку и приказал соединить себя с командармом, к которому хотел ехать Серпилин.

— Сам ему скажу, что ты приедешь.

И Серпилин понял и по его словам и по лицу, что Батюк твердо решил принять их предложение. А раз так, желает с самого начала взять все в свои руки. Поэтому сам и звонит.

— Здравствуй, Николай Семенович, — сказал Батюк, когда его соединили. — Твоего соседа слева сейчас пришлю поделиться с тобой соображениями и выслушать твои… Куда?.. А ты где сейчас?.. А!.. — Батюк искоса глянул на карту. — А он прямо туда к тебе и поедет. Жди его… Когда? — Батюк взглянул на часы. — Сейчас девять сорок пять. К одиннадцати тридцати будет… Ко мне ничего нет? После того, как встретитесь, позвони мне. Бывай здоров…

Слушая все это, Серпилин внутренне улыбнулся.

«Сам за меня решил — и куда поеду, и когда выеду, и за сколько буду. Даже и не подумал спросить меня, хотя я и командарм. Ума война прибавила, а характера не изменила».